В гостях у эмира Бухарского

Самые почтенные старцы изъ числа нашихъ амфитріоновъ время отъ времени съ подобострастнымъ видомъ собственноручно подносили тому или другому изъ батчей раскуренный чилимъ, чтобы «затянуться» табачнымъ дымомъ, или приставали въ нимъ съ чашкой чая, усиленно и нѣжно прося пригубить изъ нея для освѣженія. А батчи при этомъ кокетливо ломаются, отнѣкиваются, заставляютъ себя упрашивать и наконецъ пригубливаютъ съ гримаской, какъ бы нехотя, но ужъ такъ и быть! въ знавъ особаго снисхожденія въ угощателю. И что за улыбка расплывается въ эту минуту по лицу старца, торжествующаго удовлетвореніе собственнаго самолюбія — дескать «таксыръ изволили уважить мою просьбу, они предо всѣми отличили меня своимъ, благосклоннымъ вниманіемъ».

Видѣть все это конечно было любопытно, какъ характерныя черты нравовъ; но въ концѣ-концовъ все же выносишь изъ такого базема брезгливое впечатлѣніе чего-то противнаго, неестественнаго, и такъ какъ бухарцы не знаютъ ни мѣры, ни предѣла своимъ удовольствіямъ этого рода, то видя, что дѣло затягивается надолго, я поспѣшилъ улучить удобную минутку и незамѣтно ушелъ въ свою комнату.

По истинѣ надо удивляться, какъ могутъ эти плясуны въ теченіе трехъ-четырехъ часовъ выдерживать почти безъ малѣйшей передышки такія хореграфическія упражненія, соединенныя со столь порывистыми и технически трудными тѣлодвиженіями.

Кстати: я узналъ, что мѣстечко Бустанъ для собственнаго увеселенія содержитъ на общественный счетъ семь батчей съ обучателемъ и дангарачами. Не смотря на всю дешевизну жизни, надо быть очень зажиточными людьми, чтобы позволять себѣ подобныя прихоти. И дѣйствительно, говорятъ, что количество и матеріальное положеніе батчей служитъ какъ бы мѣриломъ благосостоятельности того или другаго мѣстечка.

29 января.

Изъ Бустана выѣхали въ восемь часовъ утра. Ясное утро. Морозъ не великъ, но при сѣверо-восточномъ вѣтрѣ казалось очень холодно: стыли ноги, руки и плечи. Не мало-таки далъ себя знать холодъ и на бустанскомъ ночлегѣ: усы, волосы на вискахъ и край одѣяла были покрыты инеемъ отъ дыханія.

Проѣхавъ верстъ пять между прекрасно воздѣланными участками земли и кишлаками, выѣхали наконецъ на открытую, слегка волнистую степь (чуль). Впереди, южнѣе города Кермине виднѣлись скалистыя горы, не обозначенныя впрочемъ на нашей картѣ; туземцы же называютъ ихъ Карнапъ-тау. Тянутся онѣ хребтомъ отъ востока прямо на западъ, а срединная вершина ихъ обращаетъ на себя вниманіе своею оригинальною формой: она значительно возвышается надъ остальными вершинами хребта въ видѣ тонкаго, продольно заостреннаго кряжа, словно лезвіе сѣкиры. Съ выѣздомъ на чуль, долина Зеравшана осталась въ сторонѣ, верстахъ въ восьми лѣвѣе нашего пути, и такъ какъ темя широкой степной волны шло между рѣкой и дорогой, то намъ и не было видно садовъ, окаймляющихъ берега этой рѣки, о которой нѣсколько словъ не будутъ лишними въ виду ея важнаго, жизненнаго значенія для Бухарскаго ханства.