В гостях у эмира Бухарского

Станція Мурза-Рабатъ лежитъ на половинѣ пути между Чиназомъ и Джизакомъ, стало быть почти въ центрѣ Голодной степи. Здѣсь есть точно такая же сардоба, какъ и вышеописанная, а сверхъ того неподалѣку особо высится четырехстороннее зданіе, съ рядами сферическихъ куполовъ, наугольными башнями, высокимъ порталомъ и фронтономъ. Вся эта обширная постройка выведена изъ жженаго кирпича и нѣкогда была украшена эмальированными узорчатыми кафлями. Внутри ея находится просторный дворъ, обрамленный арками крытыхъ галерей, подъ сѣнью которыхъ ютятся ряды комнатокъ. Теперь все это уже въ полуразрушенномъ видѣ, а лѣтъ двѣсти тому назадъ блистало истинно царскимъ великолѣпіемъ. Впрочемъ, зданіе это и нынѣ, какъ въ старину, все еще продолжаетъ, пока не рухнуло, служить путевымъ дворомъ для путешественниковъ и торговыхъ каравановъ, и подобныхъ построекъ, какъ уже сказано, немало разсѣяно по степнымъ дорогамъ бывшаго царства Бухарскаго. Строили ихъ и великіе правители какъ Тимурленгъ, Улугъ-бегъ и Абдуллахъ-ханъ, строили и частныя лица, въ силу какого либо благочестиваго обѣта, на пользу общественную, ибо одна изъ самыхъ высокихъ добродѣтелей Востока — это дать безвозмездный пріютъ и покой страннику. Всѣ подобные дворы, которые приличнѣе было бы называть дворцами, носятъ названіе рабатъ, что значитъ пріютъ, убѣжище. Иногда къ слову рабатъ присоединяется названіе мѣстности, иногда — имя благочестиваго строителя или же его званіе. Такъ напримѣръ, Мурза-Рабатъ значитъ убѣжище писца или грамотѣя. [4]Въ данномъ случаѣ строитель изъ скромности скрылъ свое имя, обыкновенно помѣщаемое въ числѣ узорчатыхъ надписей фронтона. [5]Зданіе это все болѣе и болѣе приходитъ въ упадокъ; пройдетъ еще десятокъ, другой лѣтъ и отъ него быть можетъ останутся лишь груды мусора, а это жаль, и нашему правительству стоило бы поддержать (хотя бы на суммы земсвихъ сборовъ) не только какъ памятникъ прошлыхъ блестящихъ временъ, но и какъ убѣжище всегда необходимое для каравановъ, особенно въ такой непривѣтливой голой пустынѣ.

Слѣдующая за Мурза-Рабатомъ станція, какъ уже сказано, носитъ имя Агачь-Та-Рабатъ или просто Агачъ-та. Въ переводѣ это значитъ «убѣжище, маленькій садъ». И дѣйствительно, говорятъ, что еще лѣтъ тридцать назадъ здѣсь почти на мѣстѣ нынѣшняго станціоннаго домика, находился небольшой, но тѣнистый садикъ, орошавшійся водой изъ Джи-зака посредствомъ арыковъ, которые и въ настоящее время еще врѣзаются на протяженіи около сорока верстъ въ степное пространство; стало быть вопросъ объ орошеніи Голодной степи никакъ нельзя отнести къ числу неразрѣшимыхъ. Затратьте сюда сотню, другую тысячъ — и менѣе чѣмъ черезъ десять лѣтъ вы вернете себѣ изъ этой почвы милліоны.

Уже давно свечерѣло и погода стояла мягкая, теплая, такъ что не будь тутъ снѣгу, можно бы было подумать, что ѣдешь не въ декабрѣ, а въ концѣ апрѣля. Но вдругъ небо заволокло густыми тучами, и моментально хлынулъ сильный, совершенно лѣтній ливень, застлавшій всю окрестность молочно-бѣлесоватымъ туманомъ. Черезъ четверть часа дождь прошелъ; зато тутъ же сразу хватилъ здоровый морозецъ, градусовъ въ десять по крайней мѣрѣ, и въ нѣсколько минутъ заледенилъ всю дорогу съ ея колеями и лужами, и фартухъ нашего тарантаса, и сбрую, и шерсть на коняхъ. Небо совершенно прояснилось, и полная луна засіяла всѣмъ своимъ блескомъ. Удивительно быстрыя и рѣзкія перемѣны температуры! Переходъ отъ теплой, почти лѣтней ночи къ десятиградусному морозу совершился менѣе чѣмъ въ полчаса, и надо думать, что такой неожиданный сюрпризъ подѣйствовалъ удручающимъ образомъ даже на голодныхъ шакаловъ. Насъ предупреждали на станціи, что теперь ихъ появилось въ степи очень много и что иногда они даже рѣшаются нападать большою стаей на проѣзжающихъ, а потому коли нѣтъ съ собого ружей, то не мѣшаеть-де имѣть при себѣ на всякій случай револьверъ на-готовѣ. Мы изготовились въ ожиданіи, что авось-либо придется и поохотиться; но шакалы обманули наши ожиданія: они только заливались своеобразнымъ воемъ, напоминающимъ то истерическій смѣхъ, то плачъ больного дитяти, а на насъ не напали. Одинъ изъ нихъ перебѣжалъ черезъ дорогу между экипажами, а трое или четверо другихъ, подпустивъ къ себѣ нашъ тарантасъ довольно близко, вдруг сорвались съ мѣста и, поджавъ хвосты, трусливо какъ-то, вихлявою побѣжкой пустились удирать въ сторону отъ дороги. Хоть и привычный ко всякимъ невзгодамъ звѣрь, а какъ заледенило въ сосульки мокрую шерсть, такъ видно очевь не по себѣ пришлось.