В гостях у турок

— А у васъ дочку Тамарой звать? Какое поэтическое имя! — замтила Глафира Семеновна.

— Такъ и жена мой звали. И жена мой была Тамара.

— А гд-же жена ваша?

— Богъ взялъ, указалъ рукой на потолокъ Карапетъ и прибавилъ:- Шесть годовъ теперь я холостой малчикъ. Хочешь водка, дюша мой, выпить передъ бифштексъ? быстро спросилъ онъ Николая Ивановича.

— Да разв есть? — воскликнулъ тотъ, улыбаясь.

— Русской водка нтъ, но турецкій раки есть. Томатъ кислый есть на закуска, петрушка есть на закуска, сельдери, паприка, чеснокъ… Это арменски закуска.

— Глаша, я выпью рюмку, заискивающе обратился къ жен Николай Ивановичъ. — Выпью, хорошенько помъ и по петербургски соснуть часокъ другой прилягу.

— Да пей… — пожала плечами Глафира Семеновна и спросила армянина:- Отчего это, Карапетъ Аветычъ, въ Турціи водку дозволяютъ, если самъ мусульманскій законъ ее запрещаетъ?

Армянинъ наклонился къ ней и проговорилъ:

— Турки-то, барыня, самый большой пьяница и есть, но они по секретъ пьютъ, на ночь, когда никто не видитъ. О, это большой доходъ для нашего султанъ!

Въ дверь заглянула миловидная двушка въ синемъ шерстяномъ плать, съ засученными по локоть рукавами и въ передник.

— А вотъ и обдъ для мои первые гости готовъ! сказалъ Карапетъ. — Дочка моя Тамара. Ходы на насъ, Тамара! Ходы на насъ, дюша мой! поманилъ онъ двушку и заговорилъ съ ней на гортанномъ нарчіи.

Та, покраснвъ, вошла въ комнату и спрятала руки подъ передникъ. Это была двушка лтъ семнадцати, брюнетка до синевы, съ волосами, заплетенными въ нсколько косичекъ, которыя спускались ниже плечъ и оканчивались красными бантиками. Глафира Семеновна протянула ей руку, сказалъ и Николай Ивановичъ: «здравствуйте, барышня».

— Ни слова не знаетъ по-русски, отрицательно покачалъ головой отецъ. — Ни Аветка, ни Тамарка — ни одинъ слова, дюша мой. Только по-армянски и по-турецки.

— Такъ мы, какъ поздороваться-то, и по-турецки знаемъ! Селямъ алейкюмъ, барышня, — сказалъ Николай Ивановичъ.

Двушка тоже что-то пробормотала и поклонилась.

— По-французски въ училищ она училась, по-французски пятьдесятъ, шестьдесятъ словъ знаетъ, сообщилъ папенька и опять заговорилъ съ дочкой на гортанномъ нарчіи.

— Все готово… Обдъ готовъ… Садитесь за столъ, — прибавилъ онъ супругамъ, вышелъ въ сосднюю комнату и загремлъ тамъ посудой.

Запахло жаренымъ мясомъ, и отецъ, сынъ и дочь начали вносить въ комнату глиняныя плошки, тарелки, бутылки и рюмки. Карапетъ накинулъ на столъ салфетку и сейчасъ-же похвастался:

— У меня не такъ, какъ у турки… У меня, дюша мой, и салфетка на стол, и вилки есть, и ножикъ. Мы люди образованные…

Вскор вс яства и питіи были поставлены, и супруги сли за столъ. Прислъ и Карапетъ. Красовались на блюдц три громадные маринованные томата, лежали на тарелк корни петрушки, сельдерея, стручки зеленаго перца. Пріятно щекотали обоняніе и бифштексы. Глафира Семеновна взяла кусокъ мяса себ на тарелку и сказала Карапету:

— Вотъ у васъ я сть бифштексъ не боюсь. Я знаю, что армяне лошадиную говядину не дятъ, а въ турецкомъ ресторан не ршилась-бы.

Армянинъ наклонился къ ней, тронулъ ее громадной ладонью по плечу и сказалъ:

— Такой говядина, какъ у меня, дюша моя, у самаго падишахъ нтъ.

Онъ налилъ изъ бутылки въ дв рюмки желтоватой жидкости и выпилъ вмст съ Николаемъ Ивановичемъ. Тотъ проглотилъ и сморщился.

— Фу, сатана какая! Что это съ перцемъ, что-ли?

— Безъ перцомъ. Самая хорошая турецкая водка.

— Боже мой! Турецкая водка… Слушаю и ушамъ своимъ не врю, что въ мусульманской Турціи водка есть! — проговорила Глафира Семеновна. — Не такъ я себ Константинополь воображала. Я думала, что здсь объ вин и водк говорить даже запрещено.

— Самая лучшая водка, дюша мой, — продолжалъ Карапетъ:- но турецкая водка всегда ротъ и горло кусаетъ, когда это одну румку пьетъ. Выпей дв и пріятное удовольствіе въ брюх будетъ.

И онъ налилъ вторично въ рюмки. Николай Ивановичъ взглянулъ на жену.

— Разв ужъ изъ-за томатовъ только выпить. Томаты маринованные очень хороши. Ну, по-русски, хозяинъ… Ваше здоровье… Очень радъ, что судьба меня столкнула съ вами. Обдъ прелестный. Домашній, безхитростный, но это то я и люблю.

Не хулила ду и Глафира Семеновна и кушала съ аппетитомъ мясо, и томаты, и рисъ съ шафраномъ, поданный къ шашлыку, но когда Карапетъ въ третій разъ сталъ наливать водку въ рюмки, строго произнесла:

— Это ужъ чтобъ послдняя была.

— Послдняя, послдняя, мадамъ, дюша мой, — отвчалъ Карапетъ, улыбнулся и прибавилъ: — Мой жена, дюша мой, тоже вотъ такъ, какъ ты, не давала мн пить много водки. Теперь твое и барыни здоровье, эфендимъ, — чокнулся онъ съ Николаемъ Ивановичемъ, выпилъ и принялся сть сырой корень петрушки, хрустя зубами и похваливая:- Хороша арменска закуска, здорова арменска закуска.

Когда обдъ былъ конченъ, Карапетъ тронулъ Николая Ивановича ладонью по плечу и сказалъ:

— Хочешь, дюша мой, эфендимъ, я тебя сегодня по-русскому угощу?

— Нтъ, нтъ, ужъ довольно. Пожалуйста довольно насчетъ вина! — замахала руками Глафира Семеновна.