В гостях у турок

По каменнымъ ступенькамъ крыльца, на которыхъ стояли люди въ фескахъ и въ статскомъ плать, супруги Ивановы вошли за Нюренбергомъ въ домъ и вступили въ прихожую съ вшалками, сдавъ верхнее платье сторожамъ въ пиджакахъ съ петлицами. Сторожа величали ихъ «султанымъ» и «эфендимъ». На встрчу имъ выдвинулся рослый красавецъ въ феск и флигель адьютантскомъ мундир. Нюренбергъ забжалъ впередъ и подалъ ему пропускной билетъ супруговъ, на — звалъ ихъ фамилію и, прижимая ладонь къ феск, ретировался въ сторону.

— Charm'e, сказалъ флигель-адьютантъ и, протянувъ Николаю Ивановичу руку, пригласилъ его съ женой пройти въ слдующую комнату. И все это на чистйшемъ французскомъ язык и даже съ парижскимъ акцентомъ. А затмъ прибавилъ:- Публики сегодня немного и вы можете помститься у окна, какъ вамъ будетъ удобно.

Комната, куда вошли супруги, была большая въ нсколько оконъ и, очевидно, въ другое время имла назначеніе для какихъ нибудь засданій, ибо посредин ея стоялъ большой длинный столъ, покрытый зеленымъ сукномъ. У двухъ отворенныхъ оконъ сидли уже мужчины и нарядно одтыя молодыя дамы. Трое мужчинъ были одты во фраки и блые галстухи и между ними супруги увидали и англичанина, который халъ съ ними вмст въ вагон. Николай Ивановичъ съ особеннымъ удовольствіемъ бросился къ нему и ужъ, какъ старому знакомому, протянулъ руку, спрашивая его по-французски о его здоровь.

— Wery well… I thank you… отвчалъ англичанинъ по-англійски и отошелъ къ своимъ дамамъ.

Проводникъ Нюренбергъ приготовилъ стулья около свободнаго открытаго окна, усадилъ супруговъ и шепнулъ Николаю Ивановичу:

— Дайте мн еще два серебряннаго меджидіе… Здсь нужно дать бакшишъ направо и налво, а вамъ чтобы ужъ не безпокоиться.

— Да нтъ у меня больше серебряныхъ денегъ. Все вамъ отдалъ, отвчалъ тотъ.

— Дайте золотаго… Я размняю у знакомаго сторожей. Дайте русскаго золотой, я его размняю и потомъ представлю вамъ самаго аккуратнаго счетъ.

Николай Ивановичъ далъ.

— Потомъ не забудьте расписаться въ книг… продолжалъ Нюренбергъ. — Вонъ на стол большаго книга лежитъ. Здсь вс именитаго люди пишутъ своего фамилій и откуда они.

— А по-русски можно?

— На какомъ хотите язык. Въ книг есть и бухарскаго, и японскаго, и китайскаго подпись. Имя, фамилій и городъ…

Нюренбергъ исчезъ. Николай Ивановичъ тотчасъ-же отправился къ лежащей на стол книг, испещренной подписями, и расписался въ ней: «Потомственный Почетный Гражданинъ и Кавалеръ Николай Ивановичъ Ивановъ съ супругой Глафирой Семеновной изъ С.-Петербурга». Перелистовавъ ее, онъ, дйствительно, увидлъ, что она была покрыта подписями на всхъ языкахъ. Латинскій алфавитъ чередовался съ строчками восточныхъ алфавитовъ.

— Припечаталъ… шепнулъ онъ торжественно жен, вернувшись съ окну. — И тебя подмахнулъ. Теперь наша подпись и въ Константинопол у султана, и въ Рим у папы въ Ватикан, и на Везувіи, и на Монблан, и въ Париж на Эйфелевой башн, и…

— Ну, довольно, довольно… Смотри въ окно… Вонъ ужъ пескомъ посыпаютъ, стало быть скоро подетъ султанъ, — перебила его Глафира Семеновна.

Дйствительно, на площадку, передъ ршетчатой желзной оградой мечети, пріхали двухколесныя арбы съ краснымъ пескомъ и рабочіе въ курткахъ и фескахъ, повязанныхъ по лбу пестрыми грязными платками, усердно принялись посыпать площадку. Нсколько полицейскихъ заптіевъ, одтыхъ въ мундиры съ иголочки, торопили ихъ, крича на своемъ гортанномъ нарчіи, махали руками и, какъ только какая-нибудь арба опорожнивалась, тотчасъ-же угоняли ее прочь. Пропустили нсколько арбъ въ ограду мечети, и тамъ началась посыпка пескомъ. Около супруговъ опять появился Нюренбергъ и шепнулъ:

— Я забылъ сказать… Если при васъ есть бинокль, не вынимайте его и не смотрите въ него. Здсь этого длать нельзя… Падишахъ не любитъ и запретилъ.

— Да при насъ и бинокля-то нтъ, — отвчала Глафира Семеновна

— Но я къ тому, что вс именитаго иностранцы прізжаютъ сюда съ бинокль, и мы предупреждаемъ всегда, чтобы въ бинокль не смотрли. Золотаго вашего размнялъ и даю бакшишъ направо, бакшишъ налво… «Вотъ, говорю, отъ его превосходительства господина русскаго генерала». Вс благодарны до горла, прибавилъ Нюренбергъ.

— Ахъ, зачмъ вы это, Афанасій Ивановичъ! проговорила испуганно Глафира Семеновна. — Ну, какіе мы генералы! Посл всего этого еще можетъ выйти какая-нибудь исторія. Пожалуйста не называйте насъ генералами.

— Ничего, ничего… Такъ лучше. Я опытнаго человкъ и знаю, что въ этого слова есть большаго эффектъ.