Вошли два лакея-фрачника с мельхиоровыми подносами, торжественно державшие их на плече, и опустили на стол. На одном подносе стояли миниатюрные две чашечки из тонкого фарфора, два миниатюрных мельхиоровых чайника, два таких же блюдечка с вареньем, два с медом, блюдце, переполненное сахаром, масло и булки. На другом лежали на двух блюдечках английские сэндвичи и буше с мясом и сыром и помещались флакон с коньяком, две маленькие рюмки и разрезанный пополам лимон. Увидав все это, Глафира Семеновна поморщилась, пожала плечами и крикнула мужу на балкон:
– Николай! Иди пить английскую ваксу чайными ложечками. Чай подали по-английски!
– Да что ты! – вбежал в комнату Николай Иванович, увидал поданное, всплеснул руками и воскликнул: – Ах, Европа, Европа! Не понимает она русского чаепития! Кипятку, мерзавцы, подали словно украли! Тут ведь и на один стакан не хватит. Вытаскивай скорей из корзинки наш металлический чайник и дай им, чтобы нам в нем принесли кипятку.
– Да ты посмотри, чашки-то какие принесли! Ведь это для кукол и для канареек. Из такой чашки только канарейке напиться. Как ты будешь пить?
– Требуй большие стаканы! Гляс, гляс… Гран гляс… – кричал Николай Иванович лакеям. – Te а ля рюс, а не те англе.
Глафира Семеновна достала свой дорожный чайник и стала объяснять прислуге по-французски, что ей и ее мужу нужно для чаепития.
Долой английский порядок!
Супруги Ивановы не успели еще и чаю напиться, Глафира Семеновна только еще умывалась, сидела в юбке и ночной кофточке и утиралась полотенцем, как вдруг раздался стук в дверь и возглас Адольфа Нюренберга:
– Все устроено! Можно ехать на Селамлик! Готовы ли вы? Экипаж стоит у подъезда.
– Как готовы? Жена еще не одета, а я даже и не умывался, – отвечал Николай Иванович.
– Ах, боже мой! Да ведь мы опоздаем, и вы не увидите ни парада, ни султана! В одиннадцать часов будут закрыты все улицы, ведущие к мечети, а уж теперь половина одиннадцатого. Нам полчаса ехать. Торопитесь, пожалуйста. Иначе прощай Селамлик! Прощай падишах!
– Да что ж вы не сказали, что надо торопиться! Даже не пришли к нам давеча в номер.
– Помилуйте, я побежал, бешеного собака, чтобы достать для вас пропуск. Взял экипаж – лошади идут, как старого черепахи, пересел на другой. Бакшиш направо, бакшиш налево… Консула дома нет – я к вице-консулу… Не пускают. Бакшиш швейцару, бакшиш прислуге… Умоляю его, чтобы выдал билет. Дал записку в канцелярию. Я опять к консулу. О, только Адольф Нюренберг и может кататься колесом и кувыркаться в воздух! Пожалуйста, торопитесь, господин Иванов! Пожалуйста, торопитесь, мадам! А то прощай Селамлик!
– Да я сейчас, сейчас… – суетилась Глафира Семеновна, застегивая на себе корсет. – Послушайте, Афанасий Иванович, как одеться? Откуда мы будем смотреть на церемонию?
– Из окна придворного дома. Там будет и ваш консул, там будет и ваш посланник и много именитого господа, которые приехали к нам в Константинополь! – кричал Нюренберг из коридора. – Падишах будет от вас в тридцать шагах, мадам.
– Так тогда я черное шелковое платье надену.
– Парад, мадам, парад. Чем больше будет у вас парад, тем лучше. Будет многого иностранцев: англичане, американцы, датчане, итальянцы.
– А мне как одеться? – спрашивал Николай Иванович. – Если фрак нужно, то я его с собой не захватил.
– Наденьте черного сюртук, наденьте черного визитка и белого галстук. Только, пожалуйста, скорей, иначе нас к мечети в экипаже не пропустят и придется пешком идти.
Супруги торопились, вырывали друг у друга гребенку, чтобы причесаться. Николай Иванович бранился и посылал всех чертей прачке, туго накрахмалившей сорочку, отчего у него в вороте запонка не застегивалась. У Глафиры Семеновны оторвалась пуговица у корсажа, и она стала зашпиливать булавкой.
– Да не вертись ты передо мной, как бес перед заутреней! – раздраженно кричала она на мужа. – Чего ты зеркало-то мне загораживаешь!
– Странное дело… Должен же я галстук себе повязать.
А из коридора опять возглас Нюренберга:
– Пожалуйста, господа, поторопитесь! Опоздаем – прощай падишах!
Наконец супруги были одеты. Глафира Семеновна взглянула на себя в зеркало и проворчала:
– Не успела завить себе волосы на лбу и теперь как старая ведьма выгляжу.
– Ну вот… И так сойдет. Султана прельщать вздумала, что ли? Не прельстишь. У него и так жен из всяких мастей много.
– Как это глупо! Дурак! – огрызнулась на Николая Ивановича супруга и отворила в коридор дверь.
Вошел Нюренберг и потрясал билетом.
– Вот наш пропуск. Скорей, скорей! – торопил он супругов и стал им подавать их пальто.
– Цилиндр надеть для парада, что ли? – спрашивал Николай Иванович.
– Будьте в вашей барашкового скуфейка. Солиднее, – отвечал Нюренберг. – Сейчас будет видно, что русского человек едет, а русские теперь здесь в почете. Такая полоса пришла.
Супруги в сопровождении проводника вышли из номера, вручили ключ в коридоре опереточной горничной и стали спускаться вниз на подъемной машине.
– Нравится ли вам, мосье и мадам, ваше помещене? – осведомился Нюренберг. – Гостиница новая, с иголочки и вся на английского манер.