В громкой тишине забытых обещаний

Утро первого сентября в семье Скворцовых не отличалось от всех остальных. Усталая и раздраженная мать, Лариса Ивановна, с шумом и тяжелыми думами собиралась на работу. Отец, Семен Васильевич, с аналогичным состоянием здоровья, выдававшим ранее приятно проведенный вечер, среди разбросанной по дому груды белья, старался выбрать менее испачканное и более подходящее для выхода на улицу.

– Лариса, почему я во всем доме не могу найти чистые носки? – яростно кричал отец.

– Какие оставил, такие и нашел, – без особой нежности в голосе, кричала из соседней комнаты жена.

– Ты не могла их бросить в стиральную машину?

– Я не могла выбрать себе более опрятного мужа, который будет приходить домой в нормальное время, а не за полночь, – Лариса Ивановна не старалась скрыть времяпрепровождения мужа и при любом удобном случае, независимо от своего местонахождения, старалась поделиться данной информацией с окружающими.

– Что у нас на завтрак? – стараясь сменить тему разговора, облачив ступни во вчерашние носки, войдя на кухню, спросил Семен Васильевич.

– Ты ничего не принес в дом, чтобы я что-то готовила. Да, и сегодня у Машки день рождения, так что после работы не жди, – не рассчитывая получить ответ, сказала жена и, уходя, хлопнула дверью.

Никита давно не спал. Он молча слушал разговор родителей. Обычно мальчик начинал собираться в школу после того, как оба родителя уйдут на работу. Их, в прочем, не особо заботила утренняя встреча с сыном, поскольку такие обряды, как наставления, пожелания хорошего дня и поцелуй были давно позабыты. Исключением, собственно, не стремилось стать и это утро, привыкшее к полному отсутствию нежности и заботы. Вслушиваясь в шаги за дверью, мальчик ждал возможности выйти. Когда тяжело захлопнулась входная дверь, Никита понял, что можно действовать и наспех стал собираться в школу. Надев рубашку и брюки, которые висели не тронутые с экзаменов прошлого учебного года, взъерошив волосы, он вышел, тихо прикрыв за собой дверь и не спеша, один, поплелся в сторону школы. Его не заботило успевает ли он к началу линейки: мысли путались, прерывая друг друга, и носили совершенно разный характер. Сначала он думал о том, что начинается школьный год, и появится возможность меньше проводить времени дома; затем представлял, как родители вместе с ним собираются на торжественную линейку: дома пахнет вкусным завтраком, вещи выглажены и ждут, когда их хозяин, крутясь перед зеркалом, начнет одеваться, в школу семья пойдет в полном составе, будет много наивных фотографий, а вечером все вместе отметят начало новой маленькой жизни фирменным блюдом, над приготовлением которого корпели бы оба родителя; затем он начал высчитывать во сколько освободится сегодня и пытался найти варианты, которые способствовали бы более позднему возвращению домой. Он думал об этом часто, часто наивные детские мечты ударялись о суровую реальность. На линейку Никита не опоздал, поэтому мог во всех подробностях рассмотреть отношения остальных детей и родителей. В очередной раз мальчик ясно видел различия между своей семьей и окружающими. Нельзя сказать, что отличались все, но как обычно бывает, когда ты чувствуешь, что лишен чего-то, то обращаешь внимание только на достоинства, которыми не наделен сам. Безусловно, на линейке также присутствовали дети со схожей судьбой, но Скворцов их не замечал: казалось, что площадь заполонили счастливые и любимые, которые видят его несостоятельность и буквально тычут пальцами, с опаской перешептываясь. Но это была иллюзия, на самом же деле каждый был занят своими делами, собой, и до присутствующих многим не было дела.

Заработав себе дурную репутацию, Никита мог не рассчитывать на поиск оправданий со стороны окружающих. Внутренний мир мальчика был загадкой для всех, точнее, многие судили о нем по успеваемости, поступкам и длинному языку. Между тем, у Скворцова было большое, доброе сердце. Он всегда заступался за младших, если проходил мимо, предлагал помощь старушкам, иногда даже захаживал к деду-пенсионеру, которому как-то раз помог донести сумки. О его подвигах мало кто догадывался, поскольку прячась в своих страхах и комплексах, Никита боялся, что его может заметить кто-то из знакомых, а благородный поступок, как многим покажется, совершенно не свойственный молодому человеку, расценят как слабость. Одинокий мальчик не мог позволить себе такую невинность, как демонстрация слабости, поскольку каждый его день проходил в борьбе: в борьбе с миром, в борьбе с самим собой. Поэтому ищущим помощи везло лишь в том случае, если они оказывались со Скворцовым наедине в подъезде, пустых переулках или в темное время суток.