В Иродовой Бездне. Книга 3

Вечером, когда люди возвращались с работы, они не столько страдали от сырых ног, сколько от голода. Дороги совсем размыло, и не было никакой возможности подвезти продукты. Начальство урезало паек, всячески экономило на полагающихся порциях. Появились первые быстро растущие зеленые травы, и заключенные набросились на них с особой жадностью, стараясь утолить свой голод. Не все травы одинаково съедобны, некоторые вызывали расстройство желудка, так что в зоне местами виднелись зеленые следы, как будто здесь паслись коровы.

Лева переживал не только муки голода. Его беспокоило долгое отсутствие писем от матери. От других он писем не ожидал. Не сразу узнают его адрес, не сразу соберутся написать, но мать, родная мама, он знал — как только она получит адрес, так в тот же день напишет ему добрые любовные слова утешения и сообщит, как живет она, родные, близкие. Задержавшись же в Темиртау, он не сразу сообщил ей свой адрес, ожидая окончательного назначения. Теперь же почту от них взяли. Один конвоир горами понес ее для того, чтобы связаться с основной магистралью строительства и передать о тяжелом положении, создавшемся у них. Но когда придет весточка из дому? Было трудно ожидать ее скоро, и тут одно утешение и отраду Лева имел в молитве, в воспоминании дорогих стихов Библии. Сам Бог вселял в него добрую надежду, что дома все благополучно. А ведь Господь силен сохранить всех преданных Ему от всякого зла.

А природа, чудная природа Горной Шории благоухала в весеннем расцвете. Цвели травы, черемуха в лесах стояла нарядной невестой. Все жило. И солнце, нежное, теплое, ласковое, давало счастье всей земле.

А люди этой отрезанной половодьем колонны уже не выводились на работу. Это объяснялось просто тем, что не было возможности их кормить.

К Леве подошел лекпом. Это был средних лет бывалый жулик. Он отбывал не одно наказание и, лежа в лазаретах, в заключении, постепенно освоил медицинскую рецептуру, уход за больными, диагнозы заболеваний и, будучи способным человеком, прошел лагерные курсы лекпомов и неплохо умел оказывать первую помощь.

— Послушай-ка, Смирнский, я договорился с начальником колонны, чтобы ты у меня был санитаром. Начальник согласился. Идем.

Лева обрадовался. Это было для него большое облегчение. Работать санитаром, хотя это, может быть, не такой почетный труд, но добрый, и Лева несомненно знал, что тут он будет полезен, тем более что физически он настолько ослаб, что чувствовал, что совершенно не способен работать на лесоповале.

Амбулатория помещалась в одном из огромных бараков, в углу за деревянной загородкой. Эта загородка не достигала потолка на полметра.

— Знаешь что, — сказал лепком, — я тут до этого все давал лекарства из сумки, боялся развертывать амбулаторию. Но начальство говорит — развертывай. Должна к нам, возможно, комиссия приехать.

— Да как они приедут? — спросил Лева. — Мы же отрезаны.

— Возможно, верхами, через горы.

— А почему вы не развертывали амбулатории? — поинтересовался Лева.

— Да тут у нас такой контингент, что сразу все у нас украдут. Вот теперь мы будем вдвоем. Если я куда уйду, то останешься ты сторожить. Ты пойдешь — я буду в амбулатории.

Лева и лепком распаковывали ящики, установили шкафчики с медикаментами. В одном углу поставили кушетку, на ней со своей постелью расположился лекпом. Другая кушетка предназначалась для осмотра заболевших и была, кстати, местом, где мог спать ночью и Лева.

Лева благодарил Господа, что среди этой ночи неустройства наконец проглянул луч облегчения. Но, увы, облегчение это было довольно-таки своеобразно.

Вечером провели прием больных. Он был не труден, так как заключенных на работу не выводили, никто не требовал освобождения от работы. Приходили действительные больные, делались перевязки, выдавались порошки. Около амбулатории за дверями толпились люди.

— Кто кашляет, заходи! — объявил лекпом.

Заходили. Всем им Лева из одной бутылки наливал микстуры от кашля.

— Кто с животом, с поносом, заходи! — объявлял лекпом. Всем им Лева выдавал одинаковые порошки чего-то вяжущего.

— У кого голова болит, заходи! — возвещал лекпом.

У вошедших лекпом щупал голову рукой и говорил, кому необходимо поставить градусник. Лева ставил. Температурящим давали аспирин.

После приема Лева и лекпом напились горячего кипятка, заваренного листьями распускающейся смородины. По просьбе лекпома листья эти принес из-за зоны конвоир, приходивший лечиться. С чаем доели крошки, которые остались от пайки хлеба.

— Ну, теперь на покой, — сказал лекпом.

Вот тут-то и началось. Как только они задремлют, лезут урки через загородку амбулатории. То и дело прерывался сон. А к утру, когда они уснули, урки все же залезли, но Лева, услышав шорох, проснулся, вскочил, закричал, а лекпом (он был здоровый мужчина) вытолкал их в шею, и украсть им ничего не удалось.