Мерло-Понти описывает здесь другой вид «хиазма» — Х-подобное переплетение, на этот раз не между сознанием и миром, а между знанием и сомнением. Мы никогда не можем окончательно перейти от незнания к уверенности, потому что нить исследования будет постоянно возвращать нас к незнанию. Это самое привлекательное описание философии, что я когда-либо читала, и лучший аргумент в пользу того, почему ею стоит заниматься, даже (или особенно) когда она не отводит нас ни на шаг от исходной точки.
11. Croisés comme ça[74]
В лекции 1951 года Мерло-Понти отметил, что XX век как никакой другой напомнил людям, насколько «условна» их жизнь — насколько они зависят от исторических событий и других неподвластных им обстоятельств. Это настроение сохранялось еще долгие годы после войны. После того как на Хиросиму и Нагасаки сбросили атомные бомбы, многие опасались, что не за горами третья мировая война, на этот раз между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Военный союз двух сверхдержав распался почти мгновенно; теперь они противостояли друг другу, а между ними находилась ослабленная, обнищавшая и сомневающаяся в себе Западная Европа.
Казалось, вероятная новая война уничтожит человеческую цивилизацию, а то и жизнь вообще. Поначалу бомба была только у Соединенных Штатов, но понятно было, что советские инженеры и шпионы работают над этой проблемой, а вскоре люди еще и осознали опасность радиации и разрушения окружающей среды. Как писал Сартр в ответ на Хиросиму, человечество теперь получило возможность уничтожить себя и ежедневно вынуждено решать, хочет ли оно жить. Камю также писал, что перед человечеством стоит задача выбора между коллективным самоубийством и более разумным использованием своих технологий — «между адом и разумом». После 1945 года, казалось, не было причин верить в способность человечества сделать правильный выбор.
Каждое новое испытание атомной бомбы только повышало уровень тревоги. Когда в июле 1946 года американцы взорвали бомбу мощнее, де Бовуар услышала, как диктор по радио сказал, что она уже запустила цепную реакцию, в результате которой сама материя распадется медленной волной, распространяющейся по всей планете. В течение нескольких часов на Земле не останется ничего. Это и есть ничто в основе бытия. Позже в том же году появились слухи о том, что Советский Союз замышляет разместить в ключевых городах США чемоданы, полные радиоактивной пыли, которые должны были в один момент открыться и уничтожить миллионы людей. Сартр высмеял эту историю в своей пьесе «Некрасов» в 1956 году, но в то время мало кто понимал, чему верить. Радиация тем страшна, что невидима и разрушительна; мощь самой Вселенной упаковывалась в несколько чемоданов.
Однако в то время как одни боялись конца, другие с не меньшим энтузиазмом надеялись на новое начало. Как писал Гёльдерлин: «Но где опасность, там вырастает и спасительное». Возможно, думали некоторые, бедствия недавней войны несут не катастрофу, а полное преобразование человеческой жизни, а война и прочее зло исчезнут навсегда.
Одним из идеалистических стремлений было создать эффективное мировое правительство, которое бы разрешало конфликты, обеспечивало соблюдение договоров и сделало невозможными большинство войн. Камю разделял эту надежду. Для него непосредственным уроком Хиросимы стало то, что человечество должно создать «настоящее международное общество, в котором великие державы не будут иметь преимущественных прав над малыми и средними нациями, где такое совершенное оружие будет контролироваться человеческим интеллектом, а не аппетитами и доктринами различных государств». В какой-то степени Организация Объединенных Наций выполнила эти цели, но она так и не стала настолько эффективной, как надеялись.
По мнению других, путь вперед предполагал американский путь. После войны у Соединенных Штатов в Европе был огромный авторитет, основанный на благодарности; они укрепили его в конце 1940-х годов с помощью плана Маршалла, вливая миллиарды долларов в разоренные войной европейские страны, чтобы ускорить восстановление и удержать коммунизм в рамках хотя бы Восточной Европы, которую Советский Союз уже заключил в свои медвежьи объятия. США даже предлагали деньги СССР и другим странам, попавшим в советскую сферу влияния, но Москва позаботилась о том, чтобы все эти страны отказались от любых предложений. В Западной Европе некоторые сочли унизительным принимать американские деньги, но пришлось признать, что они были необходимы.