В капкане у зверя

Он не знал?! Морщины в уголках его глаз стали глубже — наверное, он редко улыбался. Но ее должно волновать не это! Он опять насмехался над ней. А значит, знал, как она очутилась в его доме. И снова Аня почувствовала волну дикой злости, почти ярости. От Давида исходила опасность. Черная, смертельная опасность. Но он не имеет права над ней издеваться. Странное предчувствие закралось в душу: ему ведь ничего не стоит от нее избавиться. Убить… Искать ее никто не будет. До нее вообще никому нет дела. Растерзать ее на кусочки и закопать под любым деревом в лесу — раз плюнуть. Давид был способен на подобное. Да ему даже не нужно было делать это самому: любой с готовностью бросится выполнять его приказ. Аня была уверена, что Давид испытал бы удовольствие убивая ее. Подобные ему наслаждаются, уничтожая всех на своем пути. Ане бы убраться из Крельска, пока можно было, но… Но сопротивляясь Давиду, его притяжению, его власти и силе она чувствовала себя живой. Действительно живой. Настоящей. Как будто раньше она была расколота пополам. Одна часть пыталась кое-как существовать, другая — пряталась в глубине ее души вместе с постыдными и развратными желаниями. И вот теперь обе части были сшиты воедино. Криво-косо, неровными стежками, черными нитками, но собраны вместе. И даже если он действительно решил ее… убить, Аня не вернется к поведению смирной овцы. Она будет спорить с ним, грубить, ругаться, лезть на рожон, но не покорно молчать. Тот срок, который ей отмерен, она проживет ярко. Попытается. Отпустив злосчастный плед, Аня осталась в грязной, почему-то порванной сбоку сорочке. С губ Давида тут же исчезла ухмылка. Черты лица заострились. Как раньше она не заметила у него волчьих повадок? О чем он спрашивал? Как она сюда попала? Аня убрала со лба волосы:

— Ну, я точно не вошла без спросу, пока ты работал или был в душе.

Давид пожал плечами, рассматривая ее покрытые царапинками плечи:

— У тебя была веселая ночь.

Аня ощущала на себе его взгляд, чувствовала, как он лаская скользит по коже, оставляя горящие огнем отметины. Сосредоточиться стало еще труднее. Но она не могла рассказать ему, что пошла в лес, потому что слышала голоса. Голоса, которые ее звали. Сумасшествие — единственное, чем можно объяснить ее поведение.

— Да, я неплохо развлеклась.

От Ани не укрылось, как его плечи напряглись под рубашкой.

— С Артуром?

Господи, о чем он говорит?! Причем здесь Артур? Почему ему просто не сказать, как она оказалась здесь? Неужели, нашла в лесу его дом? Поддавшись очередной волне злости, Аня сухо бросила:

— Всех имен я не запомнила. И не спрашивала.

Аня смотрела на Давида, но не заметила, ни как он протянул к ней руку, ни как подскочил с кровати. Его скорость была фантастической. Но боль, которую она ощутила, оказалась вполне реальной. Его ладонь запуталась в ее волосах. Он сжал в кулак пряди и так резко дернул ее вверх, что у Ани выступили на глазах слезы. Он рванул ее на себя, и ей пришлось подчиниться, чтобы хоть немного облегчить жгучую боль. Аня уперлась руками в его горячую каменную грудь, пытаясь оттолкнуть. Но чертов мудак был невероятно силен. Он даже не пошевелился. Лишь другой рукой обвил ее талию и впечатал в себя с такой силой, что у Ани мучительно заныла грудь, и перехватило дыхание.

— Шлюхи, надумавшие развлекаться на моей территории, должны сначала спросить разрешения у меня.

Давид оттягивал назад ее голову, и Аня почувствовала себя незащищенной перед ним — ее горло было открыто. Захоти он, с легкостью сломал бы ей шею. Или перегрыз. Ей удалось достаточно сильно размахнуться, чтобы ударить. Ладонь как будто обожгло. Кому она причинила больший вред: ему или себе? Глаза Давида опасно сверкнули. На смуглой щеке расползалось розоватое пятно — след ее ладони. Боже… Тихое рычание завибрировало в его груди. И Аня ощутила эти вибрации. Они перекидывались на нее, рассыпаясь по телу, как горячие камни.

— Тебе так неймется кем-нибудь управлять? Шлюхи, что, твоя навязчивая идея? С другими женщинами ты не можешь?

Давид развернул ее спиной к себе и швырнул на кровать. У Ани перехватило дыхание. От грубого движения, от падения и удара, от того, что почувствовала его горячие ладони на своих бедрах. Она попыталась вырваться, отползти, с трудом соображая, что происходит, но его руки держали крепко. Треск разрываемой ткани почти оглушил. Спиной Аня ощутила прохладный воздух. Что он творит?!

— Пусти меня!

Она дергала ногами, пыталась повернуться, ударить его, но Давид буквально пригвоздил ее к кровати своим телом. Его ладонь оставила болезненный шлепок на ягодице, и Аня вскрикнула. Кожа горела огнем.

— За один твой удар, будет один мой. — Его губы коснулись ее уха. Вкрадчивый шепот заполз под кожу, заставляя дрожать от странных, незнакомых прежде ощущений. Влажное дыхание опаляло кожу. — Я должен тебе еще два.