В Кэндлфорд!

Нередко эти примеры недавно услышанного или прочитанного в газетах оказывались довольно забавными, и хотя в церкви, разумеется, не было места смеху, легкие проблески понимающих улыбок помогали разрядить атмосферу и давали пастве возможность устроиться поудобнее и выслушать последующее наставление или мораль. Наставление это никогда не бывало суровым. Мистер Делафилд не упоминал про ад, а впрочем, и про небеса тоже, земля же представала в его изображении местом, которое, в конце концов, может быть вполне сносным, если люди будут облегчать бремя друг друга и держаться вместе. Если порой его глубокий, мелодичный голос и проповедовал с кафедры покаяние, то покаяние не столько в обычных деревенских грехах, сколько в грехах мира вообще. То, о чем говорилось в проповедях, никогда не задевало и не оскорбляло никого из присутствующих. И действительно, как-то воскресным утром на церковном дворе один из прихожан заметил:

– После такой проповеди чувствуешь себя на два дюйма выше.

Утешительные слова, красноречие и выразительные паузы, которые делал мистер Делафилд, когда перегибался через край кафедры, всматриваясь в лица своих прихожан и точно заглядывая в их сердца, вскоре снискали ему репутацию лучшего проповедника в округе – а некоторые утверждали, что и во всем графстве. Вскоре, чтобы послушать его проповедь, стали являться люди из окрестных приходов и даже из самого Кэндлфорда. Летними воскресными вечерами церковь часто так переполнялась, что опоздавшие вынуждены были стоять в проходе. Службы посещала даже мисс Лэйн, нечасто ходившая в церковь. Вернувшись домой, она удостаивала ее единственным комментарием:

– Что ж, очень мило! Однако передай мне, пожалуйста, моего Дарвина. Мне, как птицам, необходимо заглатывать с пищей немного песка.

Впрочем, отсутствие энтузиазма, выказываемое одной язвительной немолодой женщиной, было всего лишь песчинкой на морском берегу в сравнении с растущей волной популярности проповедей нового священника, достигшей наивысшей точки в воскресный праздник благодарения за урожай, когда газета «Кэндлфорд ньюс» отправила в село репортера дословно записать речь мистера Делафилда. Экземпляры выпуска с проповедью охотно раскупали, чтобы отправить их сыновьям и дочерям в Лондон, на север Англии или в колонии.

– Пусть знают, – говорили их родители, – что Кэндлфорд-Грин теперь вовсе не убогая глухомань, как им, наверное, чудится.

По мере роста популярности мистера Делафилда как проповедника, принесшей славу и Кэндлфорд-Грину, его небольшие чудачества стали считать забавными и милыми особенностями гения. У его жены больше не возникало трудностей со служанками и поденщицами, потому что одна пожилая дочь фермера предложила ей свою материнскую помощь, и та была принята. К тому времени, как Лора покинула Кэндлфорд-Грин, прихожанки чуть ли не ссорились из-за украшения церкви и по очереди пособляли миссис Делафилд справляться с семейными хлопотами. Для мистера Делафилда сшили так много теплых домашних туфель, что износить их все смогла бы только сороконожка, а Элейн и Оливию так часто приглашали на чай и так усердно потчевали, что, если бы девочек не отправили в школу-пансион, их пищеварение было бы безнадежно испорчено. Хотя бедная паства, вероятно, почитала нового священника меньше, чем мистера Кулздона, любили его все-таки больше, ведь он был более человечен.

Мистеру Делафилду недолго было суждено исцелять души в Кэндлфорд-Грине. Через год или два после того, как Лора оттуда уехала, ей сообщили в письме, что священник получил приход в столице и собирался провести в своей новой церкви специальную службу в день ежегодной лондонской поездки «кружка кэндлфорд-гринских матерей». Но он оставил свой след в селе не только тем, что сумел принести многим людям духовное утешение, но и тем, что ломал предрассудки.

Далее, примерно в эту же пору выросла оплата труда. Батракам вместо десяти–двенадцати шиллингов в неделю стали выплачивать пятнадцать, а квалифицированные рабочие перешли с прежнего недельного жалованья, не зависевшего от проработанного времени, на почасовую оплату, и хотя цены после этого тоже подросли, но не так сильно, как заработки. К резкому росту цен привела война с бурами, но это случилось лишь через несколько лет.

Тем временем королева Виктория отметила свой бриллиантовый юбилей, и лозунгом страны было «Мир и изобилие». В сельской местности были образованы советы, и передовые жители Кэндлфорд-Грина получили возможность обнародовать свои проекты по улучшению местной жизни и осуществлять некоторые из них. Ходили слухи о стипендиях для деревенских школьников; совет графства отправил специалиста по кулинарии читать лекции в школе; для старших мальчиков по вечерам были организованы занятия, которые уже не назывались «вечерней школой».