Я в последний раз погладила Нормана и свернула в сторону. На полпути обернулась, думая, что Сэм ушел уже далеко. Но он стоял на том же месте. «Хочет убедиться, что я благополучно доберусь до дома», – сообразила я, и на глаза почему-то навернулись слезы.
– Что-то не так? – спросил он.
– Нет. Просто хотела спросить: может, вы знаете, кто тут поблизости играет на скрипке? Я вчера ее слышала и сегодня тоже, совсем недавно. Ужасно любопытно! Мне очень понравилось.
Сэм дернул подбородком и пониже натянул бейсболку.
– Не могу сказать.
Я толком не поняла, что такое промелькнуло в его глазах.
Зато то, что расслышала в его голосе фальшь, знала точно.
Глава 12
– Только посмотри, как выступает! – с усмешкой сказала Роуз.
Мы с ней стояли в «Сороке» у окна и смотрели на площадь.
Отряд «Снулых улиток» как раз завернул за ближайший к кофейне угол, завершая первый круг вокруг площади. Мы наблюдали за Авой – она вырвалась вперед, но лишь потому, что ее тащила за собой Клак-Клак, злющий цыпленок Джолли Смит. Малышка Ханна Смит в бальном платье Золушки бежала за ними. Ее тюлевая юбочка развевалась, а в задниках розовых кроссовок с каждым шагом загорались лампочки.
– Будет и дальше так ковылять – шею себе свернет! – засмеялась Роуз.
– Зато она, кажется, довольна. Посмотри, как улыбается!
Никогда еще мне не доводилось видеть такой солнечной улыбки, искрящейся неподдельным счастьем. Отчего-то я подозревала, что Аве в жизни перепало не так много радостей. Она казалась такой хрупкой и ранимой, что так и подмывало сграбастать ее в объятия. Материнский инстинкт требовал ее защитить, только я пока не знала от чего.
Дверь открылась (я нисколько не скучала по колокольчику) и вместе со струей горячего воздуха впустила Титуса Помроя. Он удивленно осмотрел пустую стойку, а потом заметил нас у окна.
– Доброе утро, Мэгги, Роуз!
Имя Роуз он практически пропел, понизив голос.
Каждому, кто видел их вместе, было ясно как день, что тут вовсю кипит – и совсем не кофе. Я уже несколько месяцев ждала, что Титус пригласит ее на свидание, однако терпения ему было не занимать.
И на отсутствие ума он явно не жаловался: чем дольше тянул, тем больше выигрывал. За эти несколько месяцев сердце Роуз, которое она сунула в морозилку долгих десять лет назад, когда ее никчемный муженек сбежал с туристкой, немного оттаяло.
Разумеется, она делала вид, что Титус ее не интересует. Что его внимание ее оскорбляет. Однако я хорошо ее знала! И видела, что постепенно она к нему теплеет. До сих пор она мужчин совсем не жаловала, а Титус стал исключением. Над ним она подшучивала. Ему единственному смотрела вслед, когда он уходил.
Я почти не сомневалась, что Титус Помрой сможет изменить ее отношение к любви. И мое сердце от этой мысли пускалось в пляс. Роуз заслуживала самой огромной и горячей любви в мире.
– Доброе утро! – ответили мы хором: Роуз – слегка высокомерно, а я – с надеждой.
Титус сегодня был сам на себя не похож. От него веяло не только древесным одеколоном, но и твердой решимостью. Еще он побрился, перевязал дреды лентой, надел отглаженные шорты и рубашку с коротким рукавом, а в руке сжимал маргаритку. Подойдя к стойке, он уставился на доску с меню, хотя оно не менялось много лет.
Роуз пошла к нему, расправив плечи и чуть больше обычного покачивая бедрами.
– Чего желаешь сегодня, Титус?
Я остановилась у края стойки, делая вид, что расставляю фирменные кружки и упаковки кофе, а сама навострила уши. Поймала себя на том, что улыбаюсь, и попыталась сделать серьезное лицо, но уголки губ так и ползли вверх.
Зажав маргаритку в пальцах одной руки, второй Титус поскреб подбородок. Затем отвел глаза от меню и неотрывно уставился на Роуз.
– Давайте посмотрим. Хм-м… Я возьму маленький айс-матча-латте с двойным эспрессо, чаем и лавандовым сиропом. Спасибо!
– Конечно. Сию минуту, – Роуз поджала губы, склонила голову к плечу и натянуто улыбнулась.
Затем взяла из пирамиды горячих чашек одну, развернулась и подставила ее под струю черного кофе. Кнопки на кофемашине при этом вдавливала так, словно хотела ее прикончить.
– Два доллара, пожалуйста.
Титус подчеркнуто неспешно достал из кармана несколько купюр; две вручил ей, а третью вместе с маргариткой бросил в банку для чаевых.
Роуз уставилась на цветок так, словно видела такой впервые в жизни.
– А это зачем?
– А что, нужна особая причина, чтобы подарить красивой даме цветок? – Голос у Титуса был гладким, как шелк, и сладким, как мед.
Я перестала делать вид, будто страшно занята, и теперь наблюдала за ними в открытую. Все равно они смотрели только друг на друга и ничего не замечали.
– Это взятка, что ли? – нахмурилась Роуз. – Зря время тратишь! Я все равно не собираюсь варить твое гламурное пойло.
Хлопнула дверь: вошел Донован с тремя белыми коробками в руках – привез выпечку.