Вообще-то именно этим я в кафе и занималась, но мне не хотелось с ним спорить, особенно при этом сулящем неприятности ветре. Я бросила мешок в контейнер и обернулась.
Донован оглядел мою грудь.
– Симпатичная футболка!
Я, вспыхнув, опустила глаза. На футболке было написано: «НИЧЕГО ОН НЕ ПРОДАЕТ».
– Порой в мастерской можно сотворить кое-что полезное. Зачем ты приехал?
Шевелюра Донована растрепалась на ветру, и в свете утреннего солнца я разглядела несколько седых волосков среди каштановых волн. Хотелось протянуть руку и пригладить их.
– Чтобы сделать тебе предложение. Я, ты и блошиный рынок – что скажешь?
Блошиный рынок? Заинтригованная, я склонила голову.
– Продолжай.
Он шагнул ближе.
– Слышал, на этой неделе возле Дафни открыли новый торговый центр для продажи антиквариата. Подумал: может, тебе захочется в воскресенье съездить туда со мной, посмотреть, что к чему? У тебя же выходной, верно?
Верно: по воскресеньям кофейня не работала. Однако у меня все равно было плотное расписание: днем – встреча клуба садоводов, вечером – организаторов Фестиваля бабочек. Однако ради блошиного рынка их, возможно, стоило прогулять, тем более что я никогда в жизни этого не делала. Я уже радостно предвкушала, сколько безделушек смогу найти там для моего Уголка Диковинок…
Донован, сунув руки в карманы, покачивался на каблуках. И, не сводя с меня глаз, продолжал соблазнять:
– Рынок занимает здание площадью восемьдесят тысяч квадратных футов. А прилавков в нем пятьсот.
От мысли о сокровищах, которые там таятся, мои колени превратились в желе.
Однако, взглянув в полные надежды глаза Донована, я мысленно дала себе подзатыльник, унимая не в меру распалившиеся чувства.
Нужно думать о себе! Может, там и пятьсот прилавков, но ехать до Дафни – добрых полтора часа. Наверняка мы проголодаемся и заскочим куда-нибудь перекусить… К тому же в машине нас будет только двое. Я и он. Вместе. Целый день!
Мне так хотелось поехать, что вспотели ладони. И не только потому, что блошиный рынок – это сущий рай, но и потому, что целый день с Донованом – рай тоже.
Но нет.
Я должна его отпустить.
Должна.
Вспыхнув от накатившего чувства вины, я ответила:
– Извини, Донован, – и через силу выдавила: – У меня в воскресенье несколько встреч.
– И их нельзя отменить?
Не доверяя голосу, я покачала головой.
– Уверена?
– Ага, – прохрипела я.
– Мэгги, тебе никогда не приходило в голову, что у тебя
О да, еще как приходило! Особенно в последнее время. А так хотелось бы сбавить обороты, просто наслаждаться жизнью… Но сейчас, когда работа была нужна мне как предлог, я не могла себе этого позволить.
– Вовсе нет.
– Тогда ладно. – Выдохнув, он пнул ногой камешек. – Наверное, мне пора ехать.
– Мне тоже пора возвращаться в кофейню, – с трудом сглотнув, отозвалась я.
Донован направился к фургону, затем резко развернулся.
Сердце заколотилось в груди.
– И последнее.
– Да?
Почему у меня в душе затеплилась надежда? Она не имела на это права. Никакого права!
Его глаза потемнели.
– Сегодня меня в пекарне поймал Роско Додд.
Я не поняла, почему он так резко сменил тон и тему разговора.
– Он любит присесть на уши.
Донован, нахмурившись, поднял глаза и уставился на качавшиеся над нашими головами пальмовые листья.
Слева и справа так и мелькали предупреждающие флажки.
– С Роско что-то не так? Или с кем-то другим из Доддов?
Роско, милый старичок за восемьдесят, жил со своим сыном и его семьей неподалеку от моего отца. В городе его любили, несмотря на то что он слыл ужасным болтуном.
– Нет, с ним все в порядке. В полном, – заверил Донован и, снова взглянув на мою футболку, добавил: – Он, как и весь город, хотел поговорить о том, что твой отец продает «Сороку».
Если я больше ни разу об этом не услышу, счастью моему не будет предела. Я просто в экстазе забьюсь!
– Ну и как, сообщил что-то стоящее внимания? – спросила я, все еще не понимая, отчего Донован так посерьезнел.
Я бы не прочь была послушать, тем более что Кармелла откровенно меня избегала. Она несколько дней не заглядывала в кафе и не отвечала на мои звонки.
Донован скрестил руки на груди:
– Роско задал мне вопрос, на который у меня не нашлось ответа. Но, может, его знаешь ты. Он спросил, кто и в каких долях владеет кофейней.
– Кто владеет? А в чем дело?
Донован с несчастным видом переминался с ноги на ногу.
– Точно не знаю. Но Роско считает, что если Дез собирается продать кафе, то, возможно, он именно поэтому ходил к поверенному.
Я даже отшатнулась. До сих пор я никогда не изучала этот вопрос, но всегда считала, что кофейня принадлежит обоим моим родителям. Именно поэтому папа так легко взял все на себя, когда мама пропала.
Если он хочет продать «Сороку», выходит, ему придется вычеркнуть из документов мамино имя?
Но он же не станет ее продавать!
Я уверена.
Практически уверена…
От накатившей паники у меня зудела кожа.
Донован уцепился большим пальцем за плечо.
– Мне уже пора. Слушай, если передумаешь насчет блошиного рынка, мое предложение в силе. И, Мэгги, надеюсь, ты знаешь, что если тебе захочется поговорить об отце, «Сороке» или о чем-нибудь еще, я рядом.