– Я знаю, Донован, – борясь с головокружением, заверила я.
Ссутулив плечи, он сунул руки в карманы. Снова пнул камешек – тот покатился по дорожке. И стал забираться в фургон.
Хотелось окликнуть его, попросить не уезжать, остаться со мной. Рассказать мне о блошином рынке еще. И о том, каким он видит наше будущее.
Я сжала губы, чтобы не выпалить все то, что так и рвалось с языка. Все то, что, как мне казалось, он должен был знать. Например, как сильно я люблю его. Еще с пятнадцати лет.
Фургон заворчал, просыпаясь. Развернулся. Донован грустно улыбнулся из окна и поехал прочь.
Хотелось плакать. Рыдать до судорог. Призвав на помощь всю силу воли, я сдержала слезы.
Развернулась к «Сороке» и обнаружила, что у задней двери «Стежка» стоит Эстрель с пустой картонной коробкой в руках. Не знаю, давно ли она вышла, да это и не было важно! Со своим ви́дением она наверняка и так все знала о моей удручающей личной жизни.
– Магдалена, разве ты сейчас не отрицаешь свои истинные желания? – резко и твердо произнесла она. – Если продолжишь сдаваться под грузом прошлого и идти на поводу у страхов, никогда не получишь желанного будущего, никогда не станешь счастливой. Ты должна примириться с прошлым, чтобы двинуться дальше. Прекрати прятаться от боли! Выбраться можно, только пройдя сквозь нее.
Как бы резко она ни говорила, в глазах, смотревших на меня сквозь вуаль, читалось участие, и я тут же потеряла самообладание. Веки защипало от слез.
Эстрель в черном прозрачном шифоновом платье и туфлях на массивных каблуках протопала к мусорному баку, швырнула в него коробку и, взглянув на меня, произнесла:
–
Глава 14
– Ну как? – спросил Сэм через час, после того как я чуть не рухнула в обморок на площади.
Мы с ним сидели за круглым деревянным столом, а Норман, сладко посапывая, спал у моих ног. Сэм как раз убрал мою опустевшую тарелку.
– Честно? Тост смахивал на опилки, но ничего вкуснее этого джема я уже несколько месяцев не ела. Могла бы столовой ложкой его уминать! – Я взяла банку без этикетки, поднесла к свету и залюбовалась рубиновым блеском. – Его что, из радуг и единорогов варят?
– Почти. Это малина из сада моей мамы.
Я наблюдала, как Сэм, двигаясь плавно и размеренно, ходит по кухне: ставит тарелки в посудомойку, вытирает крошки на столе вокруг тостера, вешает полотенце на ручку духовки.
Дом Сэма не сильно отличался от дома Мэгги – правда, казался больше, просторнее, и потолки тут были сводчатые. Свет в комнаты проникал через выходящие на южную сторону окна, из которых открывался великолепный вид на лежащий через дорогу залив.
И пускай створки были закрыты, я все равно слышала шорох волн – бесконечное перекатывание вперед-назад. Под потолком гудел вентилятор с погнутой лопастью, а в коридоре за закрытой дверью работала стиральная машина.
– А где находится волшебный сад твоей мамы? Где-то неподалеку?
Несмотря на минимальный декор, оформленное в голубых и бежевых тонах помещение казалось милым и уютным. На белом дубовом полу, выделяя область гостиной, лежал пушистый ковер. На двух составленных буквой «Г» диванах (с одного удобно было смотреть телевизор, с другого – любоваться видом за окном) лежали четыре подушки. Телевизор стоял на изящном дубовом буфете, а пульт от него лежал на круглом журнальном столике. Я не увидела ни одной фотографии, не считая снимка Нормана, пришпиленного к холодильнику магнитом. Вместо картин стену украшали три больших плаката в рамках с изображением чертежей музыкальных инструментов: гитара, скрипка и банджо. Висели они рядком напротив деревянного стола. И единственные из всей обстановки намекали, что я права, подозревая Сэма в тайных занятиях музыкой.
– В Северной Алабаме, рядом с Хантсвиллем.
– Ты там вырос?
Он явно напрягся и, занявшись проверкой мисочек Нормана для корма и воды, двигался уже вовсе не так плавно и непринужденно. Наконец Сэм вернулся за стол, сел и скрестил руки на груди.
– Да. Мы с родителями и сестрой там жили. Собственно, они там до сих пор.
– Только без тебя.
– Только без меня, – повторил он, глядя в окно.
Там качали метелками на ветру колоски, росшие вдоль тротуара на другой стороне улицы, словно танцевали под мелодию, слышную им одним.
– А почему ты переехал сюда? – наудачу спросила я.
Сэм стряхнул со стола невидимые крошки.
– В погоне за счастливыми воспоминаниями. Когда я был маленьким, тут жили мои бабушка с дедушкой. Хотел купить дом на первой линии, но такие не часто выставляют на продажу. В детстве я постоянно бегал по этому пляжу, играл в воде, засыпал под колыбельную волн.
– Думаю, колыбельной лучше во всем мире не найти!
Я покосилась на дом Деза. Интересно, скоро ли он узнает, что случилось со мной утром, и передумает брать меня на работу? Мэгги уже звонила (ей, наверное, одной из первых доложили), кудахтала надо мной и отказывалась вешать трубку, пока мы с Сэмом не заверили ее, что со мной все в порядке. Я так и видела, как затянутая в спандекс Беттина влетает в кафе и взволнованно выкладывает потрясающую новость.