В кофейне диковинок

– Ладно… Раз уж я так люблю получать отказы, то спрошу, что ты делаешь завтра вечером.

Вообще-то мне нужно было на встречу комитета рождественского декора: мы всегда еще в сентябре начинали планировать, как украсим город.

– Смотря во сколько…

– А когда ты освободишься?

– В девять, – вздрогнула я.

– Уложимся. Хочешь, поужинаем у меня?

– В доме твоего брата и его жены? – спросила я. Вернувшись в город, Донован остановился у них. – А не поздно? У них же дети маленькие!

– У меня теперь свой дом есть, – вздернул подбородок он.

Я чуть не уронила маркер.

– С каких это пор?

– В субботу подписал контракт.

– Ты его купил? – Сердце затрепетало в груди.

– Нет, снял. Гостевой домик миссис Поллард.

– Коттедж «Розовый пион»?

– Хватит хихикать!

– Не могу. Просто дом такой…

– Свободный и недорогой?

Раньше коттедж использовался как домик у бассейна, но пару лет назад, когда мистер Поллард умер, миссис Поллард решила его сдавать.

– Я хотела сказать «миленький». И розовый. Очень розовый!

– Я люблю розовый.

– Не знала такого факта твоей биографии.

– Ты еще многого обо мне не знаешь!

Глаза Донована так горели, что у меня заалели щеки, и я отвернулась к доске, чтобы он не догадался, как мне не терпится поскорее заняться изучением его биографии. Вот бы он и пол предложил помыть! Я ненавидела мыть пол.

Несколько минут мы молча работали, а потом он опять подошел к Уголку Диковинок. На этот раз взял формочку для печенья в виде петуха.

– А ты помнишь, как впервые нашла диковинке хозяина?

Выведя на доске «1/2 стакана муки», я ответила:

– В одиннадцать. Это была невероятно гладкая и блестящая монетка в один пенни. Я нашла ее на пляже в тот день, когда мама… В общем, в тот день. И у меня как-то странно закружилась голова. Я побежала показать ее отцу, а рядом с ним снова ощутила вибрацию. И тут же инстинктивно поняла, что монетка должна принадлежать ему.

Мама всегда заверяла, что однажды это случится. Что, увидев диковинку, я сразу же пойму, что это и кому должно достаться. Я так и слышала, как она шепчет мне на ухо: «Когда придет время, прислушайся к вибрации, Магдалена. Она не подведет. Обещаю: где бы я ни была, я буду направлять тебя. Помогу всегда и во всем».

Вздохнув, я сморгнула слезы, все думая о той самой монетке. Дело в том, что папа как раз ласково называл маму Пенни. В тот день он сказал, что она специально послала нам пенни: чтобы дать знать, что с ней все в порядке.

Я окинула взглядом зал. Если напрячь память, я и сейчас видела, как она ходит между столиками, улыбается, встречает всех с распростертыми объятиями и предлагает что-нибудь рассказать. Помню, наливая напитки, она постоянно наклонялась к посетителю через стойку и спрашивала: «Слышали? Слышали?» Мама все время болтала. Просто не выключалась! Но я была не против. Мне нравилось расти в кофейне, в тени мамы, среди ее историй.

Она всегда готова была броситься грудью на амбразуру, попробовать новое блюдо, разучить новый танец, приготовить что-то по новому рецепту, обнять друга или воплотить сложную идею – например, открыть кофейню в маленьком городке.

Папа как-то признался мне, что мама даже не особо любила кофе – пила всегда только с молоком и сахаром. А кофейню открыла, потому что в городе не хватало места, где люди могли бы собираться и делиться тем, что происходит у них в жизни: хорошим, плохим и всем остальным.

С тех пор как мамы не стало, тут почти ничего не изменилось. Она могла бы прямо сейчас войти и продолжить с того же места, словно никуда и не исчезала, – вот почему я ничего здесь не меняла. В городе многие считали, что я отрицаю очевидное, раз верю, что однажды мама вернется, но я всегда продолжала надеяться, что когда-нибудь и как-нибудь она снова будет со мной.

– Это волшебное чувство! Я так радуюсь, когда удается найти вещице хозяина! – сказала я. – Я дарю людям то, что они однажды потеряли. То, чего им не хватает в жизни. Они расцветают, и мне становится легче. От этого я как будто меньше скучаю по маме.

Донован снова замер с метлой в руках. И посмотрел на меня так нежно, что хотелось спрыгнуть с табуретки и броситься к нему в объятия. На меня часто так смотрели, когда я говорила о маме.

Откашлявшись, он произнес:

– Монетка? Это та, что Дез носит на шее?

Я кивнула.

– Где-то через месяц после того, как мама исчезла, он попросил Хавьера сделать из пенни кулон. А следующую диковинку я нашла как раз для Хавьера. Купила на дворовой распродаже фарфоровую птичку. Оказалось, он всегда хотел завести попугая и, благодаря мне, наконец это сделал. Так у него появился первый попугай карелла – Маркус. Хавьер его больше жизни любил! А когда Маркус присоединился к небесной стае, приобрел Алистера.

– А, этого беглеца? – улыбнулся Донован. – В городе уже подозревают, что Хавьер сам отпускает Алистера, чтобы потом искать его у Редмонда.