В когтях германских шпионов

Обыватель не знал о том, что немцы лелеяли мечту о десанте на Финском побережье и о заманчивых перспективах, морального и всяческого другого впечатления ради, овладеть Петроградом в первые же дни войны.

Мало ли какие рисовали себе картины? Во время бомбардировки Петрограда в самом центре столицы с нескольких крыш открывается пулеметный огонь. Какой эффект, какая паника! А до подобных «паник» господа пруссаки весьма и весьма охочи! То же самое или приблизительно то же самое думали они проделать в Антверпене и Брюсселе. Решено было, что, когда волна Вильгельмовых полчищ хлынет и обложит эти города, антверпенские и брюссельские немцы, надев остроконечные каски и синие мундиры, начнут расстреливать бельгийский гарнизон в тылу.

«Паника»… Хлебом не корми немца, только дай ему панику. Во имя этой самой паники месяцем спустя он бросал сверху бомбы в детей и старух беззащитных, рубил бельгийским юношам все пальцы правой руки, чтобы они никогда не могли стрелять.

И вот в эти самые дни, когда русский Нимрод болел душою за сербов, над которыми дамокловым мечом висело австрийское нашествие, когда гуляла по городу легенда о пятидесяти немцах и ящики с пулеметами по-братски разделились между посольством и «Семирамис-отелем», вернулся в это самое время Флуг.

И хотя он сделал много тысяч вёрст и с бешеной стремительностью кинематографической ленты объехал чёрт знает какое количество городов и земель, он вернулся так, словно всего на пару дней ездил куда-нибудь в Финляндию. И весь вид его и багаж — налегке. Путешествие не оставило никакой печати ни на его бритом лице с тусклыми глазами, ни на его чемоданах. Он завёл себе правило, чтоб в отелях никогда не смели оклеивать его чемоданы рекламными ярлыками. Пусть это делают суетные и тщеславные туристы, коллекционирующие подобные ярлыки и гордые тем, что на их чемоданах живого места не найдешь — так они густо облеплены цветными бумажками. Он человек серьезный, не из числа этих пустых фанфаронов…

Графиня Чечени ждала со дня на день Флуга. Он засыпал ее телеграммами. Ждала, призывая на помощь какое-нибудь чудо, чтоб он не вернулся совсем, и вот почему в одно прекрасное для него и совсем непрекрасное для неё утро — свалился он как снег на голову.

Прямо с вокзала в десятом часу Флуг громким, властным стуком в дверь поспешил разбудить ее. Она спала. И не одна. С нею был Вовка. Набросила на себя второпях капот, и начались переговоры сквозь закрытую дверь.

— Графиня, пустите меня!

— Вы с ума сошли! Спозаранку ломитесь. Я хочу спать, не одета и никаким образом не могу вас пустить!

— Я требую, слышите. Сию же минуту откройте. Именем императора!

Графиня волновалась. Стучали зубы. И она не знала, как поступить. Если она не пустит Флуга, она сразу вселить ему подозрение. Впустить — бог знает, что может выйти, если этот человек прорвется в спальню.

Все это взвешивал, лежа в теплой постели Вовка. Он сдерживал бешенство. С каким наслаждением избил бы он Флуга, но выскочить в одном белье — получился бы скандал, а главное, в этом есть элемент смешного. Мужчина в одном белье смешон и беспомощен…

Вовка нашелся. Он вынул из заднего кармана своих брошенных на стул брюк небольшой револьвер, по ковру, босиком, на цыпочках подбежал к Ирме, сунул ей эту опасную игрушку и назидательно шепнул:

— Не пускай его ни под каким видом в спальню, а будет лезть — пригрози стрелять…

На цыпочках же совершил обратный путь и юркнул под одеяло.

Флуга разобрало нетерпение.

— Откройте же наконец, или я взломаю дверь!

— Открою, не сходите с ума.

Ирма спрятала на груди револьвер, плотнее запахнув капот; щёлкнул ключ. Ирма отступила к дверям спальни.

— Войдите.

Он не вошёл, а влетел.

— Что это за новости?! Раз я сказал именем императора, которому вы служите, вы должны моментально пустить меня!..

— Ни вы, ни даже император не вправе вмешиваться в мою частную жизнь. А мой сон — это моя частная жизнь. Вы могли подождать. У нас нет таких срочных безотлагательных дел.

— Ах вот оно что! Вот каким заговорили вы тоном! Потрудись сказать, почему вы не отвечали мне на целый ряд последних телеграмм? Я возлагал на вас большие надежды, а вы ничего не исполнили, не ударили палец о палец. Я недоволен вами! Можно подумать… можно подумать, что вы изменили нам…

— Какие дикие мысли приходят вам в голову, — усмехнулась Ирма. И так естественно, что Вовка у себя под одеялом от удовольствия дрыгнул ногою и затряслась от беззвучного смеха его ассирийская борода. Поведение Ирмы внушило ему спокойствие. С громадной выдержкой баба! Но если Флуг, паче ожидания, прорвется в спальню, Вовка, забыв про элемент смешного, хватит его по черепу. И даже есть чем. Вовка облюбовал себе электрический утюг, сопровождавший Ирму во всех её скитаниях.

Но до утюга не дошло, хотя и было к этому близко.

Инстинктом отвергнутого самца Флуг почуял что-то подозрительное. Слишком уж тщательно оберегает графиня вход в спальню.

— Можно заглянуть?

— Нельзя.

— Там у вас кто-нибудь спрятан.

— Вы дурак, Флуг!

— Но почему же нельзя, если никого нет?