В когтях неведомого века

— Ладно, давайте разделим золото пополам, если уж вы считаете, что я вас обделил!

Губы его подрагивали от едва сдерживаемой какой-то мальчишеской обиды.

— … думаю, — продолжил, не слушая его, Георгий, натягивая тесный колет, — что никакой дележки не будет. Все золото, серебро и даже презренную медь, а также мою цепь мы возьмем с собой в дорогу…

— Но!..

— Если, конечно же, вы, Людовик, не желаете до возвращения оставить что-нибудь на сохранение честнейшему нашему хозяину, папаше Ланкло…

— Не дождетесь! — захохотал во все горло шут, сгребая оба кошелька и опуская их в свою емкую дорожную сумку…

* * *

— Если мне сейчас кто-нибудь объяснит, — заявил во всеуслышанье Леплайсан, обращаясь куда-то в пространство, когда Жора в неизвестно какой раз едва не вывалился из седла, задремав на ходу, — почему этот человек, что сейчас клюет носом в седле рядом со мной, едет куда-то к черту на рога, вместо того чтобы спать в своей теплой eдобной постели, — я обязуюсь не брать вина в рот вплоть до самой Троицы!..

— Конечно!.. — пробурчал себе под нос Арталетов, продирая глаза кулаком: монотонное путешествие в седле укачивало еще успешнее, чем в кресле более привычного транспорта. — Особенно если имеется масса других, не менее приятных напитков, а Троица — через пару-тройку дней…

Волей-неволей, дабы не выглядеть профаном в глазах знакомых и лакомым кусочком для Святой инквизиции, недоделанному православному пришлось обзавестись нательным крестиком из кипарисового дерева (в душе надеясь, что Боженька не сочтет это предательством, ибо все христианские конфессии чтут его одинаково), а также помаленьку постигать все сложности католического счисления времени.

— Ба-а! — оживился шут, повернувшись в седле чуть ли не на сто восемьдесят градусов. — Наш безбожник вызубрил христианские праздники! Ну-ка, месье еретик: когда у нас день Святого Варфоломея?..

За прошедшие шесть-семь часов путники успели отъехать от ворот Святого Михаила, через которые покинули столицу, километров на сто пятьдесят, если не больше.

Пейзаж вокруг не баловал разнообразием: все те же «широколиственные» леса, изредка прерываемые небольшими лоскутками крестьянских полей, немногочисленные селения из десятка-другого домиков с крытыми соломой крышами, монастыри, напоминающие небольшие крепости, ветряные мельницы, на одной из которых, если верить сказке Перро, впервые увидел свет проклятый кот в сапогах, да еще более редкие замки на окрестных холмах. Судя по всему, до густой населенности современной Франции этому королевству еще предстояло расти и расти…

Когда солнце уже давно перевалило верхнюю точку своей траектории и, ускоряясь, пошло на снижение, вероятно, чтобы «накрыть» чем-то ему не приглянувшийся городок у подножия отдаленного холма, увенчанного неизменной «короной» черных от времени зубчатых стен, шут прекратил свои мелочные подколки и эскапады и, деловито поплевав на палец, повертел им в воздухе, как будто определял, откуда дует ветер. Никакого ветра в уснувшем знойном воздухе не наблюдалось, но Леплайсан удовлетворенно кивнул и заявил безапелляционно, точно сверившись с показаниями хронометра:

— Половина третьего, сударь! Пора бы подкрепиться и размять ноги, а то мы скоро срастемся с нашими седлами… Вы не слыхали, друг мой д'Арталетт, про неких конелюдей, описанных греком Геродотом?

— Да, их еще кентаврами называют…

— Так вот, кентавром я становиться не собираюсь — зарубите себе на носу! Вон, кстати, и харчевня подходящая нарисовалась по курсу…

* * *

Пирог у хозяина облюбованной шутом придорожной корчмы, вернее, у его хлопотуньи-жены удался на славу, да и вино из погребка ничем не напоминало приснопамятный «Шато тальмон», из чего можно было заключить наличие у Леплайсана выдающихся способностей определять не только время по движению воздуха, но и меню — на глаз.

— Уф-ф! — Георгий откинулся на спинку кресла с объемистым кубком вина в руке и принялся ковырять в зубах отщепленной от края стола (времена и нравы здесь царили простые) «зубочисткой». — Может быть, хоть сейчас вы, Людовик, сподобитесь сообщить мне, куда именно мы поспешаем?

— Сомневаюсь, что ту скорость, с которой мы плелись до сих пор, — фыркнул Леплайсан, вгрызаясь в огромный кусок пирога, начиненного, как он пояснил только что своему товарищу, ставшему осторожным после королевского угощения дроздами и зайчатиной, — можно назвать спешкой… Я бы сказал, что мы только растрясаем небольшой жирок, накопившийся за время спокойного сидения в Париже.