В когтях неведомого века

В коридоре перед дверью сидели за шахматной доской два индивидуума, которые общались знаками и даже ссориться умудрялись подобным образом, а непосредственно камеру охранял совсем странный человек, на глазах у которого была черная повязка.

— Зачем это? — изумленно спросил Жора у судейского чиновника — высокого сухопарого мужчины средних лет, напоминавшего унылый колодезный журавль с давным-давно украденным ведром и сопровождавшего наших друзей в этой весьма познавательной экскурсии по Консьержери. — Неужели у вас такой дефицит кадров?

— Предосторожность, господа, — ответил вместо судейского, разведя руками, старший надзиратель по имени Сильва. — Всего лишь предосторожность… Те двое за дверью — глухонемые, а этот, — проводник красноречиво поводил ладонью перед лицом блаженно улыбающегося стражника, — слепой.

— Не может быть!

— Клянусь матушкой, слепой как крот!

— Увы, никто, обладающий всеми органами чувств, которыми нас наделил Господь, не может противостоять дьявольским чарам колдуньи… — вмешался судейский, оживившись. — Вот, буквально третьего дня был случай: молодой парнишка, без году неделя служит, выкрал у старшего надзирателя ключи и чуть не открыл дверь. Насилу отобрали. Сидит теперь в подвале, плачет, пищи не принимает, стихи строчит… Совсем рассудком тронулся. А все она, ведьма…

Тощий узловатый палец указал на видневшуюся в глубине помещения клетку, где в уголке, на грязной соломе, сидела спиной к вошедшим, пригорюнясь, миниатюрная девушка с распущенными волосами. Услышав шум шагов, Жанна грациозно поднялась на ноги и подошла к решетке, положив на поперечный прут свои изящные руки.

— Ну, будете с ней говорить или как?

Георгий замялся. Не так он представлял себе эту встречу с девушкой, которую, кажется, полюбил всей душой. Еще надсмотрщик этот навязался в соглядатаи… Хотя… профессия у него такая — подглядывать.

Шут, тонкая натура, тут же понял, что беспокоит друга, и ловко взял одной рукой под локоток судейского, а второй — надзирателя.

— Слушайте, господин Сильва, — громко зашептал он на ухо одному из них, — а не покажете ли мне…

Еще через минуту Арталетов и Жанна остались одни. Если не считать, конечно, безмятежно улыбавшегося слепца с алебардой, замершего на своем посту.

— Доброе утро, шевалье, — первой нарушила молчание Жанна. — Прекрасная погода сегодня, не правда ли…

* * *

— Да бесполезно все это. — Леплайсан сокрушенно махнул рукой. — Воронье это — я кардинальскую свору имею в виду — вцепилось в девчонку своими когтями так, что не вырвать… Не успокоятся, чернорясые, пока на костер не отправят.

— Людовик, — Жора ударил себя кулаком в грудь, — да ведь я не могу вот так смотреть, как ее на казнь поведут… Я голыми руками ее отбить попытаюсь!

— С церковниками шутки плохи! — назидательно поднял вверх палец шут.

Георгий прошелся по комнате, заложив руки за спину.

— Угу… Особенно если учесть, что племянника кардинала де Воляпюка вы надолго уложили в постель со сквозняком в легком…

— Там было дело чести, сударь, — нахмурился Леплайсан. — Aquila non captat muscas[61]. He путайте…

— Да я так, к слову, — извинился Арталетов.

— Прощаю… — великодушно махнул рукой тот, развалившись в кресле. — Но обвинение в колдовстве пришьют — моргнуть не успеешь.

Чертенок, давно уже обзаведшийся такими же, как у кумира, плащом, беретом и крохотной шпагой, настолько точно скопировал движения шута, что Георгий не удержался и прыснул со смеха.

— Чего это вы? — не понял Леплайсан, но заметил развалившегося у себя на плече зеленого бродягу и тоже улыбнулся, погрозив ему пальцем.

Шут и его неразлучный спутник успели прекрасным образом поладить, и сцен утопления больше не повторялось.

— Знаете что, Жорж, — решительно хлопнул себя по колену Леплайсан и поднялся на ноги, — что-то давно я не был на охоте… Как считаете, успею я добраться до Фонтенбло засветло?..

23

Роль истории — скрывать прошлое.

Евгений Гигаури

Георгий вряд ли смог бы ждать Леплайсана, сидя на одном месте: состояние у него было не то. И уж если выпал ему свободный день, может быть, посвятить его все-таки осмотру Парижа, так сказать, без гидов и провожатых, норовящих завести в какой-нибудь кабачок или, хуже того, показать какое-нибудь потенциально вакантное место работы, с прицелом на будущее.

С такими намерениями Арталетов покинул их общее с шутом убежище и, после памятного путешествия не в силах больше добровольно, без постороннего нажима, оседлать четвероногое средство передвижения, зашагал по мощенным известняковыми плитами улицам огромного, по меркам того времени, города. Говорят, первым, кто повелел замостить парижские улицы, был король Филипп-Август, но наверняка ли это было при нем, или в другую эпоху — неизвестно.

Мало был приспособлен Париж той эпохи для туристических прогулок: ни тебе ларьков, торгующих сувенирами, путеводителями или хотя бы городскими планами, ни магазинов, ни уличных полицейских, у которых можно спросить дорогу при случае…