— Не знаю уж, сонная или нет, — недослышал туговатый на ухо старик, — но жизни тебе не будет — хворей не оберешься, а уж по мужской части… Словом, вещь препоганая. Потому медленно нужно всплывать, медленно…
Видимо, всплывала странная парочка не вертикально вверх, а под углом в сторону берега, потому что, когда до колеблющегося ртутным морем розоватого зеркала осталось полметра, ноги Георгия наткнулись на поросшее водорослями дно.
— Вот и пришли, — вздохнул Блюкало, отпуская руку Арталетова. — Теперь топай сам… Прощевай, завтрашний, не поминай лихом! А если встретишь кого, на мое предложение согласного, — извести уж: за мной не встанет…
— Конечно, извещу! — заверил Георгий и хотел от души пожать зеленую лапу, но тут случилось что-то непонятное…
Вода, заполнявшая легкие и совершенно до того не беспокоившая, будто обычный воздух, внезапно превратилась в нечто настолько жгучее, словно это была концентрированная кислота или расплавленный свинец, и Жоре стало уже не до вежливости…
Солнце еще только вставало над Сеной, озаряя маковым цветом мелкую рябь, бегущую по свинцово-серому зеркалу, подернутому белесым туманом, будто закипающий ведьмин котел. Час был настолько ранним, что даже пташки, всем известно, недаром зовущиеся ранними, только-только пробовали свои голоса, слегка подсевшие от ночной промозглой сырости. Два человека, понуро бредущих с какими-то длинными палками, вроде удочек, на плечах по бегущей вдоль берега тропинке, казались в этом сонном царстве чем-то совершенно инородным, словно белые медведи в Каракумах или, скажем, твердокаменный коммунист на развеселой ночной дискотеке для сексуальных меньшинств…
— И чего это нас подняли ни свет ни заря? — позевывая, поинтересовался один из одетых в узкие темные платья ранних прохожих, в котором по мятой стальной каске на голове и похожему на бракованное ведерное донышко нагруднику можно было опознать городского стражника.
— Да судно, сказывают, какое-то ночью опрокинулось в половине лье вверх по течению, — рассудительно объяснил второй, постарше, перекладывая на другое плечо свою тяжеленную пику. — Народу перетопло — жуть. Бал был королевский, вот их, наверное, и понесло спьяну кататься…
— Ну, потонули и потонули, — равнодушно заметил первый, засовывая озябшие руки под мышки, чтобы согреться: утро выдалось не по-летнему зябким. — Нас-то что дергать спозаранку? Мы ведь не общество спасения на водах какое-нибудь.
— Ты это… Не болтай языком-то! — сердито одернул мерзляка старший. — Бал КОРОЛЕВСКИЙ был, не понял еще? Не крестьяне, чай, потонули, не наш брат горожанин… Смекаешь? Все больше графья разные да герцоги… А баронов уж вовсе немерено.
— Понятно… — протянул младший, хотя ни черта не понял.
— А раз понятно, то смотри по сторонам: вдруг кого к берегу прибьет.
Младший переварил сказанное и спросил:
— А если найдем кого, что тогда делать?
— Откачивать! Не соображаешь, что ли?
— Не-а…
— Да ничего не делать. Один караулить останется, старший, я то есть, а второй за начальством побежит. Если караулить остаюсь я, то бежишь, конечно, ты. Заодно и согреешься.
Второй стражник со скрипом почесал в затылке.
— Так у утопленника, если он, как ты говоришь, герцог или, на худой конец, граф, золотишка должно быть пропасть. Цацки там разные на шее да на пальцах, ну и в карманах… Я, значит, побегу, а ты тем временем… Не пойдет так, Шарль!
— Ерунды не болтай! — рассердился старший, которого и впрямь звали Шарлем. — Стану я по карманам у мертвеца шарить… Грех это! Да ты, кстати, сначала найди его…
Где-то возле самого берега, поросшего редким камышом, гулко бултыхнулось что-то крупное, пустив по гладкой речной воде широкие круги.
— Во рыбина была! — восхищенно охнул младший, разом позабыв и про мерзнущие руки, и про богатеньких утопленников, и про их набитые золотом карманы. — Щука, не иначе! Пуда на полтора…
— Сом, — авторитетно заявил Шарль, вытягивая шею, будто рыбина терпеливо ждала его на том же месте. — И не на полтора, а на все три, если не больше! Я вот в позапрошлом году, по осени, разок вышел с острогой…
— Стой! — перебил настроившегося было на долгий рассказ старшего младший. — Вроде бы белеется что-то в камышах!
— Где?
— Да вон там, слепында!
Оба стражника рысцой кинулись назад, к тому месту, которое только что благополучно миновали, увлекшись спором.
На мелководье грудью на суше, ногами в воде лежал ничком некто без шляпы, одетый в роскошный, хотя и перемазанный тиной, светлый костюм, а богатый эфес шпаги у бедра свидетельствовал, что утопленник отнюдь не принадлежал при жизни к «подлому» сословию.
— Ты это… — Шарль, с опаской потыкав лежащего древком пики, подтолкнул своего напарника к телу. — Переверни его, что ли…
— А чего я-то?
— Да я мертвяков ужасть как боюсь…
— И я тоже…