В конце пути

Чарли этого не знал. Он доставил послание и сел в самолет на Мехико, повез добрые пожелания и бутылочку ароматического масла бывшему кубинскому палачу, который теперь умирал в больничной палате.

– Ах, – шелестел палач, пока Чарли сидел у его постели и слушал жужжание аппаратов, – приятно, что ваш начальник помнит своих.

В висках у Чарли стучало от жуткого похмелья, ровное гудение больничного оборудования убаюкивало, а палач рассказывал об убитых им людях и об увиденных чудесах, об историях, услышанных в тюрьме, и о преступлениях. Он мягко и неторопливо говорил о кубинских диктаторах, предшественниках Кастро; о том, что такое измена и в чем ее причины; о хороших людях, которые умирали за свои убеждения, и о плохих, с не меньшей искренностью умиравших за свои; и о любезности, которую палач всегда старался оказывать, о последней любезности, любезности будущим покойникам, ведь он отнимал жизнь, и по окончании его работы не оставалось никакой надежды на спасение, никакой возможности уверовать или узреть свет – одна лишь тьма. На самом деле после приведения смертного приговора в исполнение надежду теряют не мертвые, выдохнул палач. Нет-нет, не мертвые – живые.

Тогда, в ту мексиканскую поездку, Чарли любил свою работу, он казался себе исповедником, незнакомцем, который не осуждает и не лезет с нравоучениями, а приходит предупредить и уведомить; любезным слушателем историй – историй о прожитой жизни, о жизни, подошедшей к концу. Порой исповедь была пропитана гневом, криками и спиртным; порой она звучала тихим бормотаньем у больничной постели, но всегда Чарли слушал и испытывал благоговейный трепет. Будь он Чарли, он бы, наверное, плакал, но Чарли он не был. Он был вестником Смерти. Стоял между этой жизнью и следующей, и его переполняли благодарность и гордость, очень сильные, – за то, что живые говорят с ним в конце пути.

Чарли вышел из больницы и встал подышать. Тут на сумасшедшей скорости подкатил синий фургон, оттуда выскочили трое в белых жилетах и ярких шортах, приставили к горлу Чарли нож, заорали: «Вперед, вперед!», натянули ему мешок на голову и бросили в фургон.

Глава 93

Страха не было.

Занятно.

Чарли везли в фургоне по Мехико, мешок на голове вонял помидорами, в спину давил чей-то ботинок, но Чарли, похищенный бог знает кем и бог знает зачем, не боялся. Он представлял себя в плену, прикованным к стене цепью; картина выглядела безобидной – вроде спокойной передышки, возможности подумать без помех, когда не отвлекают ни очередной самолет, ни горничная, пришедшая убрать номер, ни обыденная жизнь. Да, если пребывание в плену слишком затянется, то Чарли, наверное, спятит, но это тоже неплохо, правда? А если за него потребуют выкуп? Милтон-Кинс, пожалуй, заплатит. Любопытно, есть у управления на такой случай страховка, которая покрывает расходы? А если убьют, пустят пулю в затылок? Что ж, Чарли закроет глаза, не станет смотреть. Он надеялся выжить, мысль о смерти казалась тогда нереальной и смехотворной. Стать чем-то потусторонним? Стать призраком, мелькнувшим в зеркале, – призраком с его, Чарли, лицом, в которое он вглядывается, а оно вглядывается в ответ, и нет больше вокруг ничего и никого? Живые вглядываются в мертвых, мертвые вглядываются в живых, и Чарли посмотрел в глаза своему призраку – и не ощутил страха.

Фургон нещадно трясло. Застряли в пробке. Чарли слышал сердитое рычание двигателя, вдыхал выхлопные газы, проникающие сквозь пол. Поехали вновь. Остановились. Что поделаешь, час пик. Кто-то, идущий посреди дороги, предложил вымыть окна, и водитель закричал по-испански:

– Отвали, отвали, не то пристрелю!

Женщина с ведром и губкой проворчала что-то насчет матери водителя с ослом и побрела дальше.

Выехали из пробки, водитель выжал газ до отказа и помчал, сигналя и виляя; фургон зашатало из стороны в сторону. Сидящие сзади хранили молчание, лишь раз кто-то спросил, где Сердж, услышал в ответ: «Не знаем», и на том разговор оборвался.

Долго ли они ехали и куда? Чарли не представлял. Наверное, будь он поопытней – умей, например, стрелять из автомата или мастерить бомбу из клея да консервной банки из-под томатов, – тогда Чарли отсчитывал бы секунды после похищения и повороты фургона, ориентировался бы при помощи какого-нибудь…

…какого-нибудь хитрого приема…

…которого Чарли попросту не знал.

Он был чужаком в чужой стране, во власти здешних чужаков, и до сих пор попадались ему чужаки сплошь добрые, участливые, великодушные, а вот сегодня они его похитили, и, если подумать, рано или поздно этого следовало ожидать.