В конце пути

– Знаю, что не политкорректно, но должен же кто-то озвучить всеобщую мысль!

– …это, ох, вы ведь… это потрясающе, так… так по-настоящему.

– Свободный рынок есть демократия! Правильно?

– Медицинское страхование очень важно, да-да, я понимаю, что рассуждаю, как нудный старик, но серьезно, вот я беру в руки контракт и думаю…

– У вас есть девушка? О боже, она, наверное, всем хвастает: «Я встречаюсь с вестником Смерти», и могу поспорить, она красавица. Красавица, да?

– Да. Еще она преподает химию…

– О боже, учительница? Я вот тоже хотела стать учительницей, но, представляете, не сложилось…

– Гибридные технологии, так-то; я считаю, с гибридными технологиями дебаты вокруг ископаемых видов топлива…

– Страховое обеспечение лишь поддерживает коррупцию и никакой пользы не приносит!

– Чарли, вот вы наверняка в курсе. У вас в Англии бесплатное медицинское обслуживание, без всяких страховок, зато уровень смертности крайне высок, верно?

– По-моему, не…

– Есть даже комиссии по смерти, на их заседаниях в буквальном смысле выбирают, кому умереть.

– Все происходит не…

– О боже, если я, значит, могу заплатить, а ты не можешь, так что теперь – ты в суд на меня подашь?

– Я? По магазинам, в основном. В основном, по магазинам.

Позже Робинсон и Чарли стояли на берегу: на фоне темного неба холодно горели огни военного корабля-музея, высоко над головой по мосту с ревом мчали машины, между железными фонарными столбами мерцали гирлянды из лампочек. По туристическим улочкам цокала лошадь с повозкой; из рожка, стиснутого в пальцах хихикающей малышни, капало на землю мороженое.

Наконец Робинсон спросил:

– Говоришь, она отдает все на благотворительность?

Чарли кивнул.

Долгое молчание.

Затем Робинсон захохотал, а вскоре к нему присоединился и Чарли.

Глава 91

Долгая дорога на север.

Горы Вирджинии, туман, грунтовка, вдоль нее стоят алюминиевые башни-цистерны. Грелка – подарок для женщины с тусклыми светлыми волосами.

Она взяла грелку и молча заплакала и не рассказала, почему.

Шелест горных деревьев, коробка с баночками, в них – разное варенье для старика, который однажды прошел Аппалачской тропой; он умел различать съедобные и ядовитые ягоды, и его маленький домик должны были скоро снести, чтобы расчистить место для супермаркета сети «Севен-элевен». Когда Чарли с Робинсоном уже садились назад в машину, старик сказал:

– Человек может потерять себя в пути, если пожелает. Иногда потерять себя – единственный способ узнать, кто ты.

На проселочной горной дороге – чаша с благовониями перед высеченным в камне лицом. Людей не видно, слова на ум не идут, лишь чудится – стихает ветер, умолкают животные, и странные блики бегут по воде.

Трасса, ведущая в город, одностороннее движение.

– Идиотская кольцевая! – проревел Робинсон и саданул раскрытыми ладонями по рулю. – Идиотская кольцевая с идиотскими знаками в идиотском…

В итоге их занесло на автостоянку перед Пентагоном, и только после этого они наконец переползли через реку Потомак.

В гостинице полным-полно народу, приехавшего в Вашингтон на разные конференции.

Чарли подметил в Национальной аллее три типа людей.

Местные: бегут трусцой и беседуют через блютуз-наушники или же торопливо маршируют, спешат на очередную встречу – пешком быстрее, чем на такси.

Командировочные: усталые, с красными глазами навыкате, от возбуждения не способные любоваться достопримечательностями и все же пришедшие сюда, гордые, благоговеющие перед этим знаменитым местом, обеспокоенные – успеть бы на трехчасовое заседание по внутренним стратегиям коммуникации, на вторую часть.

Туристы.

Они толпятся у монумента Вашингтона, разглядывают скульптуры в непромокаемых плащах – скульптуры павших в корейской войне. Кружат по каменному мемориалу, посвященному героям Второй мировой; смотрят дальше, дальше, в сторону великолепных музеев Смитсоновского института.

– Видал? – провозгласил Робинсон, глядя в неподвижный пруд. – Америка борется за демократию.

Чарли закусил губу, и Робинсон вскинулся:

– Что? Что не так?

Действительно ли Америка борется за демократию?

(Давным-давно Война стоял на Омаха-Бич под свистящими пулями и хохотал, уперев руки в бока, а вокруг падали люди, и вода бурлила красным от крови. «Черт возьми! – воскликнул он, когда над северной Францией раскрылся последний парашют, когда танки покатили по распластанным телам смельчаков и трусов, павших в песках. – Вы послушайте, какая музыка!»)

Музей американских индейцев.

Чарли вручает маленькую резную фигурку женщине, которая ждет снаружи. Фигурка изображает морского льва. Женщина прижимает подарок к груди, смотрит огромными испуганными глазами и шепчет:

– Заходишь внутрь, и мой народ будто и не умирал.

Нищий, которого прогнали из центра вашингтонские стражи порядка: подобные личности не должны марать тамошних улиц. Нищий крепко держит чашку с чаем, словно боится ее упустить. Чай – угощение от Чарли.

– Я хотел пойти в контрактники, – шелестит нищий. – А там сказали, что у них уже полный набор.

Чарли купил чай потому, что бедолага замерз, а чай был горячим. Этого человека нет в списке Чарли.