– Сынок, что с тобой? Магда, принеси-ка парню воды, ему нехорошо.
Боль начала отступать, медленно-медленно. Он открыл глаза – до чего все вокруг ярко! – потихоньку расслабил тело, один палец, второй, поставил лимонад на стол. Магда принесла стакан воды со льдом, Чарли выпил – медленно, с удовольствием. Робинсон молча наблюдал.
– Не привык к жаре?
– Я… Все хорошо. Простите. У меня иногда… Я в норме.
– Раз ты непривычный к жаре, лучше иди в дом. У вас в Британии, небось, солнца-то не много.
– Я… Не в жаре дело. Я… Все хорошо. Кажется. Думаю, нам пора. Спасибо за лимонад. И за гостеприимство.
Чарли и Робинсон встали, Робинсон быстро пошел к машине. Старик глянул на гостей и запальчиво произнес:
– Между прочим, Клан еще в силе. Про нас говорят, будто мы сдали позиции, но это неправда. Магда постоянно шьет костюмы для новеньких, и Дейзи тоже, она лихо на машинке строчит. С нами по-прежнему нужно считаться. Мы – важная сила. Вы ведь в курсе, да?
Чарли бесцветно улыбнулся и не ответил. Робинсон уже спешил прочь по дорожке, сжав кулаки.
Старик крикнул ему вслед, в голосе явственно прозвучал страх.
– Позавчера у меня заболел живот – заболел, будто… Только до больницы далеко, а мой па, он умер, когда ему было… но мы сильны. Все мы сильны. Должны быть сильными ради тех, кого мы любим.
Чарли остановился, глянул назад, на старика в плетеном кресле и двух женщин по бокам от него – спины прямые, брови хмурые. Чарли подумал было помахать, но не стал, пошел прочь.
Робинсон молчал, вцепившись в руль, костяшки пальцев побелели.
Машина затормозила у придорожного торгового центра, и Робинсон нырнул сперва в садовый магазин, потом в охотничий, оттуда в огромный отдел туристического снаряжения. Наконец до Робинсона дошло, что на кофе у него не хватает денег.
Чарли купил кофе, без единого слова.
Поехали дальше.
Наконец Робинсон сказал:
– Он, может, людей убивал. Линчевал их, блин.
– Может.
– А ты ему – шоколадку?
– Да.
–
– Потому что он скоро умрет.
– Но он же
– Когда-то он был ребенком, а теперь стал стариком, который смотрит вокруг и предпочитает быть свирепым и испуганным, предпочитает видеть в других людях… крыс. Таких… недо-людей. Моя работа… – в голове билась боль, Чарли с трудом выдавливал слова, – состоит в том, чтобы в каждом видеть человека. Даже в этом старике. Когда один человек убивает другого, приходит Смерть. Все мы видим его по-разному, все видим… что-то от самих себя, но Смерть приходит обязательно. Он приходит. Он уже в пути. Способность видеть – бесценна.
Робинсон не ответил.
Дорога.
Всегда дорога.
Глава 90
Званый ужин в Уилмингтоне.
Чарли не хотел туда идти, но женщина, которой он привез русскую водку – «Ах, мое детство! Вы подарили мне вторую юность!» – была, по ее собственным словам, «в трех-четырех днях от вечного сна, но мне никто не верит, останьтесь, тогда они поймут, что в этот раз все по-настоящему».
– Я точно не знаю… – возразил Чарли.
Она не дала закончить, подняла дряблую пожелтелую руку и рявкнула:
– Не говорите ерунды! Уже восемь вечера, ужин стынет, внизу ждут мои сыновья со своими детьми, я всех их люблю, вы должны с ними познакомиться, останьтесь, поешьте! Я настаиваю, настаиваю, чтобы вы остались и поели; и слышать не хочу о вашем отъезде раньше, чем вы посидите за моим столом! – Тут она ухмыльнулась и прошептала Чарли на ухо: – Не говорите родственничкам, но я почти все завещала на благотворительность. У них и так жизнь отличная, а вот уровень безграмотности в городах еще крайне высок.
Удивленный Чарли посмотрел в ее ясные озорные глаза голубого цвета. Почему из всех, кому суждено сегодня умереть, Смерть выбрал именно эту женщину? Почему он идет за ней?
(Смерть шел воздать ей почести, ибо она сотворила свой мир из ничего, построила империю там, где другие вырыли бы себе могилу. Когда в колледже заявили – нет, нет, девицам нельзя заниматься бизнесом, – она занялась все равно; когда муж сказал – лапуля, лапулечка, я тебя люблю, просто в постели мне с тобой уже как-то не так, – она его вышвырнула, и после развода муж с изумлением обнаружил, что получил по заслугам, ни больше ни меньше. Когда же мир сделал оборот и прошло время, она села у себя в особняке на берегу реки и стала размышлять о будущем и решила, что оно будет совсем не таким, как прошлое. По этому вопросу Смерть склонен с ней согласиться.)
– Мои дети, – хмыкнула она и пожала худеньким плечом. – Они получили от меня любовь, молоко, образование и приличный стартовый пакет. В нашей стране можно делать что угодно, и я делала. Дальше все зависит от них, они просто этого еще не поняли! Давайте я вас познакомлю, и вы поужинаете. Я настаиваю.
Перед лицом такой настойчивости отказ прозвучал бы грубо.
«Тик-так, тик-так», – отстукивают старинные напольные часы, а над обеденным столом звенят голоса:
– О боже, вестник Смерти, это так… так… ну надо же!
– Я вот о чем: если мы выступаем за христианские ценности, то должны помнить о ценности нерожденного ребенка…