В конце пути

Глава 95

Молитва Нинье Бланка, Госпоже Смерти

Госпожа Смерть, десница Господня,
Повелительница семи ангелов,
Владычица четырех стихий,
Та, кому известны тайны сердца,
Ты лежала со мной в колыбели,
Перстом своим запечатывала уста мои,
Ты вела меня сквозь беды и опасности,
Вкладывала оружие в руки мои,
Нарекала меня мужчиной.
Владычица наша Смерть, госпожа в белых одеждах,
Госпожа серебряного меча,
Выдерни седые волосы с головы моей,
Бережно подними веки мои,
Пусти в грудь мою разбавленную кровь,
Все это принадлежит тебе, как было обещано.
Только храни дитя мое, пока храни.

Глава 96

Дорога на север.

Чарли бодрствует и знает, что путешествует по этой дороге в последний раз, и это хорошо, и он умиротворен.

Балтимор.

– Власть черным! – кричит женщина.

Чарли говорит:

– Простите, у меня…

– Власть черным! – рычит она и тычет мегафон прямо Чарли в ухо.

Он с трудом поспевает за манифестантами, их человек тридцать, женщина в середине – короткая футболка, джинсы в обтяжку, серьги-кольца и зеленые тени для век.

– Власть черным!

– Мэм, меня просили вручить вам…

– Плевать мне, что вас просили вручить! – вопит она в мегафон, и Чарли отшатывается. – Ничего мне от вас не нужно, белая шваль! Марш с дороги, марш с наших улиц! Власть черным!

В конечном итоге Чарли договаривается с гораздо более симпатичным мужчиной, тот идет чуть позади и обещает передать подарок по назначению. Это паяльник. Чарли не строит догадок, при чем тут паяльник.

– Видели манифестантов?

Белая женщина прижимает к себе кудрявую девочку с желтовато-коричневой кожей. Женщину успокаивают две участницы марша протеста – кожа темная, одежда яркая, лица виноватые.

– Я пристроилась к ним, хотела выразить солидарность, у меня дочь смешанных кровей, я хотела показать ей, что она принадлежит к обоим мирам, что все национальности равны, что вместе мы несем добро. А женщина – которая с рупором – ужасно на меня накричала и прогнала. Как же мне объяснить дочери, что род человеческий един, если люди ведут себя вот так?

В отдалении: барабанная дробь, усиленные мегафоном голоса.

Чарли обнял женщину, потом ребенка:

– Мир изменится. Вот увидите. Мир постоянно меняется.

Филадельфия. Мать утешает дочь-подростка, та рыдает.

– Я все умею, и на шпагат я отлично сажусь, и двойное сальто назад делаю, и поддержку тоже, и…

Она прерывает стенания и сморкается в мокрый платок.

– Солнышко, это просто состязание, ну не повезло сейчас, значит, в следующем году…

– Нет, мам! В следующем году я уже буду старая, и меня ни за что не примут, шанс был только в этом году!

Возле девочки лежат два больших синих помпона. Яркие рыжие волосы собраны в пучок на макушке, короткий ярко-розовый топ плотно облегает грудь и плоский живот.

– Виноваты ляжки. Я знаю – и ты знаешь! Ляжки у меня толстые, он примерно так и сказал, вот другие девчонки сделали операцию, и стало лучше, это видно, когда они вскидывают ногу, а я толстая. Ляжки толстые, попа толстая, но что же мне теперь делать? Я рождена для акробатики!

Мать вручает дочери очередной платок.

Чарли вручает ей стетоскоп.

Нью-Джерси.

– Делаем тысячекратное разведение, но такой раствор для нас все равно слишком концентрированный, поэтому разводим еще, эта вода помнит лекарственную траву, помнит целительную силу первоначального ингредиента и прекрасно помогает не только при расстройствах пищеварения, но и при раке толстой кишки…

Чарли все выслушал, а после занятия остался в клинике, где стены были увешаны коробочками с травой, изображениями человеческого тела, поделенного на энергетические зоны и чакры, и бог знает чем еще.

– Вы… вестник Смерти? Но я… я хорошо себя чувствую.

Чарли с улыбкой вручил женщине ее же визитку – изрядно попутешествовавшую, замусоленную и вот вернувшуюся к хозяйке.

– Что это? – спросила она, и пальцы ее, взявшие подарок, задрожали. – Что это?

Чарли вышел.

– Что это? – кричала она ему вслед, рот зиял черной пещерой. – Что это?!

В гостинице ждали двое полицейских.

Робинсон не вызвал у них ни малейшего интереса, зато у Чарли они потребовали паспорт, визу, маршрут поездки, названия забронированных гостиниц.

Один сказал:

– Мерзкое дело вы делаете. Нехорошее.

Чарли не ответил.

Второй заметил:

– Разговаривать с ним без толку. Он ведь не человек.

Чарли отвернулся, и в ту ночь даже обезболивающее не сумело унять пульсирующую боль в голове.

Поехали дальше на север.

Глава 97

Нью-Йорк подступал не спеша, проглядывал между небоскребами Нью-Джерси. Наконец город вырос на горизонте, окутанный дымом из труб и низким смогом.