В конце пути

Аэропорт Эсенбога, возведенный для разгрузки Анкары, походил на любой другой международный аэропорт: стеклянные потолки, белые полы, эскалаторы, оранжевые буквы на электрических табло, одни и те же магазины, продающие одну и ту же одежду, один и тот же кофе, одни и те же надувные подушки на шею, одни и те же навесные замки на чемодан, сбивающиеся ударом молотка. Прилет, вылет, прилет, вылет – порой собственная жизнь напоминала Чарли сплошной зал ожидания.

– Бегу на тысяча семьсот четырнадцатый рейс до Варшавы; очередной кошмарный вояж – Украина, Беларусь, Балтийское море, ну ты в курсе. – Марион поцеловала Чарли в обе щеки. Ее выцветшие каштаново-пепельные волосы были собраны наверх, бежевые льняные брюки помяты с дороги. – Пришлось остановиться в Анкаре, посетить марш мира; курды, турки, турки, курды, конца-края этому нет. Я добиралась через сектор Газа, Египет, Ливию – все, как всегда. Ночевала в привычных отелях, сервис там стал хуже некуда – туристическая индустрия умирает, поверь. А ты куда? Не в Судан опять?

– Нет, в Сирию; возможно, в Ирак.

– Жуть! Была ведь такая красота, такая красота, а теперь… Ты ездил в Пальмиру?

– Да, ездил.

– Вот как повернулось!.. Ладно, все, спешу-спешу-спешу, передавай от меня привет древнему городу!

Вестница Войны помчала в другую сторону, а Чарли продолжил поиски вожделенного чая.

Глава 42

Чарли познакомился с Касимом Джахани, когда войне в Сирии шел лишь второй или третий месяц, а сам Чарли был новичком в должности. Он тогда летел от мамы Сакинай в Турцию, и душу его переполняло беспокойное, суетливое волнение; Чарли стоял в очереди на паспортном контроле, разглядывал людей и думал – если бы они знали, если бы чувствовали, какую важную работу он, Чарли, делает, какие судьбоносные у него обязанности…

Плакали дети, ворчали путешественники, люди не смотрели друг другу в глаза, и никто, кроме самого Чарли, не сознавал грандиозности его работы.

В начале карьеры Чарли, конечно, подозревал, что ему предстоят поездки в военные зоны, но это его не пугало. Даже наоборот, привлекало, манило возможностью самому увидеть то, что не попадало в новостные кинохроники; самому услышать голоса, которые никто не обрабатывал, не урезал до нескольких слов, призванных пояснить суть конфликта не терпящему сложностей зрителю; и да, Чарли хотел однажды вернуться, посмотреть в глаза друзьям – далеким, почти забытым друзьям – и сказать: я там был, я видел, увиденное меня изменило, но я выдержал, представьте себе.

Чарли тогда и в голову не приходило, что сам он может пострадать. Не станет же Смерть посылать своего вестника на гибель? Сомнения возникли позже – после ледника.

В ту пору, когда Чарли пересекал еще не закрытую границу с Сирией, война была по большей части гражданской, хотя она стремительно перерастала в нечто другое – нечто, не имевшее названия. Уже падали на гражданских кассетные бомбы, уже подрывали себя возле полицейских участков террористы-смертники, и прятались в толпе школьников вооруженные люди, а танки обстреливали дома со спящими жителями; улицы превращались в руины, их заволакивало дымом, и все труднее было понять, что есть что, и кто убивает кого – а уж тем более, почему.

«Гражданское население» – интересный речевой оборот, думал Чарли, разъезжая по городам северной Сирии в поисках своей добычи. Два слова, которые никак не вмещают в себя старух в очереди за яйцами, аромат зиры из кухонь; детвору, играющую в гляделки со своенравными бездомными кошками; классы, где утром преподают историю, а днем учат правилам поведения во время бомбардировки. Оборот «гражданское население», по мнению Чарли, подразумевал страну, в которой все замерло, застыло – словно люди, все до единого, с началом войны приросли к месту в ожидании конца.

Термин «гражданское население» не вмещал в себя…

– Ты любишь футбол? Я обожаю! Люблю «Арсенал». «Арсенальцы» лучше всех. Только вечно позорятся в Лиге чемпионов. Истинные англичане – парочка сильных игроков, куча работяг и чайники в пенальти!

Это и есть война? – спрашивал себя Чарли, когда на окраине Алеппо покупал футболку у сияющего тренера команды по мини-футболу. Вот это и имеется в виду под «гражданским населением»?

– Бомбят нас, пожалуй, не очень сильно, но вот дети – они уже девять месяцев улицы не видели. Дети живут в спальне, кухне и ванной. Я разрешаю им подольше смотреть телевизор, когда электричество есть. А как иначе? Хоть мне это и не нравится.