В конце пути

Дом был полон спящих. Прежнюю гостиную устилали тюфяки и спальные мешки, даже в кухне на полу лежали двое мальчишек-подростков – лежали рядом, как любовники. Во сне кто-то прижимал к себе оружие, точно плюшевого мишку; кто-то напоминал морскую звезду: носки смотрят в потолок, руки широко раскинуты, губы дрожат от могучего храпа, сотрясающего тело. Чарли пробрался к выходу, отыскал свою обувь в куче грязных ботинок и жестких сандалий, вышел на улицу.

На перевернутом деревянном ящике сидел мужчина с винтовкой между колен. Увидев Чарли, он кивнул, но без улыбки.

С белесого неба, покрытого над горизонтом коричневатыми пятнами, припекало утреннее солнце, а Чарли некуда было идти.

Завтрак: лепешка и растворимый кофе.

Мужчины открывали глаза, мужчины разминали ноги, мужчины брались за дело. Одни – с большим энтузиазмом. Другие нерешительно ходили кругами и, похоже, гадали, в чем же оно состоит, их дело. В защите поселения, это понятно, но от кого? От других ополченцев? От правительства? От повстанцев?

– Мы на стороне бесперебойного электроснабжения и чистой проточной воды, – пояснил один мужчина, который в прошлой жизни работал кровельщиком, а сейчас, к собственному удивлению, командовал двадцатью людьми. – Мы на стороне хороших школ и достойной медицины.

– Кто же вам все это даст? – спросил Чарли.

Собеседник пожал плечами.

– Мы защищаем то, что имеем.

Чуть погодя Чарли купил у кого-то футболку неизвестной футбольной команды из Алеппо.

Еще через время к Чарли подошла девочка, лицо которой скрывала чадра, девочка лет двенадцати-тринадцати, она привела с собой девятилетнего брата и попросила поболтать с ней на английском. Девочка хотела стать дипломатом, когда вырастет, и путешествовать по миру. Брат же хотел стать актером; каждый раз, когда он об этом заявлял, сестра шлепала его по рукам и шипела:

– Не смей такого говорить!

Английский она знала хорошо, и они проболтали до тех пор, пока их не застукала мать ребят; она с криками погнала девочку домой и волком посмотрела на Чарли, а тот сел на бетонный блок и стал ждать.

В полдень показалась машина. Она мчала по середине дороги, взметая облако желтой пыли. Грязь на лобовом стекле была счищена полукругом, перегревшийся двигатель визжал. Машина затормозила возле Чарли, из нее выскочил мужчина. Женщина в солнцезащитных очках осталась на пассажирском сиденье.

– Вы! – на чистом, живом английском вскричал мужчина. – Вы вестник Смерти?

– Верно.

– Меня зовут Касим Джахани! Это меня вы ищете! – Он вскинул прямые руки на уровень плеч и покачал ими туда-сюда, словно проверяя на прочность невидимую бечевку. – Уррааа!

Они сели по-турецки под сенью гранатового дерева. Касим, брюнет с нестрижеными прямыми волосами и блестящими глазками над внушительным орлиным носом, одетый в пыльную полосатую рубашку и линялые голубые джинсы, тараторил со скоростью ста слов в минуту.

– …и тут я слышу, вестник Смерти, ко мне, что я натворил, думаю, ну я же вроде не болен – у меня жена врач, – она говорит, ты не болен, но это ж вестник Смерти, и может, вранье все, может, шутка, устроил кто-то розыгрыш, ха-ха-ха, ан нет, вы и правда приехали ко мне, поэтому, если я умру – а я надеюсь, что нет, – но если все-таки умру, то я хочу спросить, это ради благого дела?

Чарли хотел ответить – хотя не знал, что именно; такое было не в его компетенции, – когда Касим затараторил вновь:

– Потом я решил – наверное, не важно, благое дело или нет; наверное, во мне просто эгоизм говорит, эго-эго-эго, и все же зачем вестник ко мне пришел? Смерть приходит ко всем, но вестник… Я что, особенный? Не знаю, хочу ли я быть таким особенным, таким особенным, только вы здесь, и вы настоящий, странный, но самый настоящий, и…

Он внезапно умолк, склонил голову набок и спросил:

– Я стану великомучеником?

Чарли подождал продолжения, однако Касим, судя по всему, действительно хотел услышать ответ, поэтому Чарли уложил руки ладонями вверх на скрещенные ноги, глубоко вздохнул и начал:

– Иногда меня посылают в качестве последней любезности, а иногда – в качестве предупреждения…

– Мы воюем с собственным правительством, – хохотнул собеседник. – Считайте, что мы предупреждены!

– …еще меня иногда посылают ради… ради идеи, а также ради человека, который эту идею воплощает.

– Идеи? Какой идеи?

– Ну… Я ездил к женщине, которая была последней носительницей своего языка…

– О! Такое бесценно!

– А до того я посетил Западный берег реки Иордан…

– Страшное дело, израильтяне…

– …вместе с предыдущей вестницей. Я наблюдал, как она выполняет свое последнее задание. Там я повстречал израильский оркестр, который играл с палестинцами.

– Понятно! Бывают и хорошие евреи, люди есть люди, иногда мы про это забываем.