В краю мангров

Удивительная раскраска: желтые, оранжевые, розовые оттенки. Но панцирь пустой, легкий, как бумага, он сразу рассыплется, если я попробую его взять. Пусть уж остается на корне.

Все ракообразные, даже те, которые ведут целиком или полностью сухопутный образ жизни, — уроженцы моря. Но на этом коралловом островке есть и настоящие наземные животные.

Утром, еще до того как подул ветер, меня навестила дневная бабочка, кажется Danais. Она появилась с востока, порхая над самой водой. Села на камень отдохнуть, потом полетела дальше на запад, в открытое море. Я уже не первый раз встречаю бабочек этого вида вдали от материка.

Что будет с ее нежными, хрупкими крыльями, когда разойдется ветер? Наверно, плохо. Или они не такие уж хрупкие, какими кажутся? Ведь есть же перелетные бабочки.

Я здесь даже не единственное наземное позвоночное. Среди бамбуковых жердей, защищающих меня от ветра, живет маленькая серовато-черная ящерица с коричневой головой. Если я сижу тихо, она выходит, глядит по сторонам, машет хвостиком, делает короткие, в несколько сантиметров, перебежки. Но стоит мне пошевельнуться — мигом ныряет в щель.

Как она попала сюда? Возможно, со связкой банановых листьев с Титипана, когда рыбаки ставили этот навес. Одна ли она, или у нее есть пара? И чем питается эта ящерица? Насекомых тут маловато. Наверно, впроголодь живет, оттого и такая маленькая, не больше моего указательного пальца.

А может быть, это какая-нибудь малорослая местная разновидность? Там, где тесно и мало корма, естественный отбор нередко способствует развитию мелких видов. На некоторых островах Средиземного моря нашли ископаемых слонов, рост которых не достигал метра.

А в солоноватых озерах Титипана, главного острова архипелага, живет немногочисленная изолированная популяция крокодилов. Длина самого большого из них — два метра; это вдвое меньше взрослых Crocodylus acutus, обитающих в реках и озерах на материке. В одном из притоков Магдалены я убил старого самца длиной в четыре метра пятьдесят семь сантиметров, а в Риу-Ламиель видел крокодила еще длиннее; там крупнейший из здешних крокодилов показался бы неполовозрелым подростком.

Видимо, титипанские крокодилы оказались отрезанными в конце плейстоцена; до той поры уровень моря был гораздо ниже и архипелаг сообщался с материком.

Не верится, чтобы представители этого рода приплыли на острова Сан-Бернардо из материковых озер. Это же не морские крокодилы, населяющие островное царство между Азией и Австралией. Проплыть километр-другой вдоль побережья из одного устья в другое они еще способны, это я видел. Но я видел также, что иногда такого пловца наказывает за смелость акула. Как-то возле устья реки я наткнулся на мертвого крокодила без одной передней ноги, с зияющей раной в боку.

Опять ящерка выглянула из своего убежища, готовая чуть что юркнуть обратно. Ей невдомек, что я совершенно безопасен. Правда, иногда я собираю рептилий для моего друга герпетолога, который в свою очередь ловит для меня рыб. Но эта малютка не попадет в банку со спиртом.

К тому же вид этот настолько распространен на материке, что от силы заслуживает нескольких строк в записной книжке.

Чем ближе солнце к горизонту, тем свежее ветер, но морские птицы еще летают. Только что к Панде потянулись вереницы бакланов; две олуши полетели к Маравилье, там живет особенно много птиц, и среди них огромная колония фрегатов. Но не все покинули меня. В дальнем конце Галеры, где самые густые мангры, прячется маленькая цапля, похожая на выпь. Выйдет из серого лабиринта веток и воздушных корней, посидит и скорее обратно в свое укрытие.

Два старых коричневых пеликана дремлют на макушках засохших сарагосилья. Поначалу они поглядывали на меня недоверчиво, потом, должно быть, отнесли меня к наименее интересной части фауны — неопасной и несъедобной. Они сидят совершенно спокойно, даже когда я развожу костер и вешаю над огнем кофейник.

Но они только кажутся сонными, их глаза все видят, все примечают. Стоило косяку сардин войти в крохотную бухту за манграми, как пеликаны тотчас ожили. Взлетели, зашли против ветра, плавно пролетели над островком и упали на добычу, взбивая воздух крыльями и перепончатыми лапами.

Впрочем, «упали» не то слово, ведь только клюв, голова и часть шеи на миг исчезают под водой. В следующую секунду пеликаны уже спокойно лежат на воде. Вот они делают несколько отрывистых движений, словно вытряхивают рыбу из своего кожистого мешка в глотку, потом клюв поднимается вверх — глотают. Затем взлетают и возвращаются на свои наблюдательные вышки.

Изящными их не назовешь, но рыбу они ловят здорово, и с ними мне не скучно.

Я могу без конца наблюдать всех этих пернатых рыболовов: баклана, черную крачку, олушу, пеликана, фрегата. Они обитают в одинаковой среде, едят примерно одну и ту же пищу, а как не похожи друг на друга! Каждый великолепно приспособлен к окружению — и каждый на свой лад.