Зоологи, ботаники, геологи привстают и смотрят на хаос пиков и скал, отвесных обрывов и глубоких ущелий. Что там скрывается?..
В северной части гряды уже работали ученые, особенно потрудились орнитологи. И конечно, герпетолог Фред Медем. Где он только не побывал? Десять лет на притоках Ориноко и Амазонки — это лишь одна страница его послужного списка.
Зато южная половина не изучена натуралистами. К ней мы теперь и подлетаем.
Под нами невысокие плоские возвышенности — месета — со своей необычной растительностью, уже побуревшей от засухи.
Самолет снижается. Видно широкую реку, лес на береговых террасах, дальше — льянос: скудные луга, жухлая трава на каменистой почве. Несколько коров. Несколько домишек.
Самолет делает вираж и садится в высокую серо-желтую траву. Сама природа приготовила здесь посадочную площадку.
Это ближайшее к Кордильере Макарене поселение. Капитан Томпсон, бывший офицер военно-воздушных сил США, устроил тут постоянный лагерь: пять-шесть хижин под крышами из пальмовых листьев. На берегу реки лежали алюминиевые лодки с подвесными моторами. Томпсон зарабатывает, в частности, тем, что принимает постояльцев и возит охотничьи экспедиции вверх или вниз по реке, чаще вниз. Все, что нужно прилетающим гостям, доставляет самолет.
Чуть выше по Гуаяберо живут две семьи поселенцев и горстка индейцев тинигуа, последние из своего племени.
В самих Макаренских горах никто не живет. Тысячи квадратных километров гор и лесов почти не тронуты человеком.
Объясняется это очень просто. Здешние дебри — сплошной очаг особого вида желтой лихорадки, переносимой дневными комарами. Бациллоносителями служат, видимо, один или несколько видов обезьян, которые сами обладают иммунитетом: паукообразные, ревуны, саймири, капуцины,
День они проводят высоко на дереве, обычно в дупле, куда комары не добираются. Но если поймать ночную обезьянку и держать ее в лагере, она недели через две умрет от болезни, которая по всем признакам отвечает Желтой лихорадке у человека.
Это давно известно, да мы и сами видели подобные примеры во время экспедиции. Нам-то, конечно, сделали прививки.
На следующий же день по прибытии мы отправились на моторной лодке вверх по реке искать место для базы. Облюбовав уступ в пятидесяти шагах от берега, мы начали строить хижины. Сразу за лагерем вздымались кручи Кордильеры Макарены. Ручей обеспечивал нас чистой водой.
Стены обрывов изобиловали пещерами и карнизами. Некий исчезнувший народ оставил на камне множество рисунков и символов. Большинство изображений было выполнено красной краской, остальные — черной.
Что это за народ, установить нельзя. Сборщики каучука, миссионеры, торговцы и прочие эксплуататоры начисто искоренили местную культуру. Ни тинигуа, ни гуаяверы, ни пуинаве, ни пиапоко не могли нам ничего сказать о наскальных изображениях. Может быть, не хотели?..
Вслед за нами из Боготы прибыл некий благочестивый «этнограф», чтобы изучить роспись и выяснить ее происхождение. Фред, нижеподписавшийся и еще несколько еретиков надеялись, что он откроет следы пропавших колен Израиля. Но «этнограф» не оправдал наших надежд; впрочем, в газетах Боготы он сообщил, что наряду с древними индейскими зарисовками черепах, оленей и прочей съедобной фауны им найдены какие-то непонятные закорючки, а также древнееврейские и китайские письмена!
Еще выше по реке на скалах у порога мы увидели высеченные изображения; преобладали фигуры животных.
А как же наша работа? Нам, точнее, кое-кому из нас не терпелось начать сбор материала и наблюдения. К сожалению, сперва нужно было завершить организационную часть.
Когда два десятка ученых собираются в экспедицию в почти необитаемые края, казалось бы, естественно послать вперед людей, чтобы они подготовили базовый лагерь, раздобыли лодки, наладили снабжение продовольствием и так далее. Мы с Фредом, исходя из пятнадцатилетнего опыта работы в девственных лесах, требовали, чтобы так и было. Но что могут сделать двое против целого взвода кабинетных ученых, твердящих, что все это лишние расходы?
И вот теперь мы теряли драгоценное время. Засуха начинается в этих местах в конце декабря и длится до второй половины марта, потом реки разливаются от бурных ливней, и исследование, тем более рыб, становится невозможным.
Трудности существуют для того, чтобы их преодолевать. Потратив несколько дней, я подобрал себе помощника, нанял пирогу и купил у индейцев фариньи. Фаринья напоминает муку крупного помола, делают ее из высушенных корней юка брава, — ядовитого маниока. Я запасся также солью, сахаром, кофе и бульонными кубиками; это далось мне ценой долгих переговоров с руководством экспедиции. Рыболовная снасть, дробовик и боеприпасы у меня были свои.
И вот мы — мой помощник Энрике и я — садимся в пирогу. Главное — уехать подальше от лагеря и начать работу.