В краю несметного блаженства

– Там я буду или здесь – всё равно сегодня ночью не усну! Я хочу быть как можно ближе к Рокси, настолько ближе, насколько мне позволят, чтобы она чувствовала моё присутствие возле себя. Оставлять её наедине с собой – неправильно. Так что увидимся! Ну всё, трогай, солдат!

Пограничник медленно развернулся задним ходом, включил дальний свет, повернул направо там, где кончался участок Фландера, и выехал из поселения.

Акушерка лет сорока пяти, выспавшись днём и подготовившись к приёму ночных родов, ждала роженицу в медицинском кабинете. Рокси ввезли к ней на каталке два санитара. Веха, понятное дело, оставили за пределами медицинского кабинета и вообще посоветовали ему покинуть пограничный пункт, ибо ждать придётся очень долго, а сидеть и слушать тут вовсе нечего. Впоследствии слова эти частично подтвердились. Стены кабинета, по всей видимости, были сделаны из картона, ввиду чего доносившиеся изнутри всхлипы, стоны и редкие вопли распространялись на весь пограничный пункт, в частности долетая и до парня. Он не мог вынести этого, представлял в своей голове ужасные картины и порядком нервничал. Выход на улицу и небольшое отдаление от пограничного пункта спасали его, правда, на короткий срок, ведь из темноты тут же прилетали стаи назойливых комаров и присасывались к телу. Вех зарабатывал парочку укусов, которые от чесотки набухали и начинали зудеть с большей силой, и возвращался в здание, к крикам и стонам, поскольку деваться было некуда. Он продолжал бегать из пограничного пункта на улицу, с улицы – снова в пункт, спасаясь от комаров и при этом сильно хлопая входными дверьми, до тех пор, пока вдруг не обнаружил себя проснувшимся в доме Фландера, прямо в одежде и без одеяла. Потрогал себя, потрогал матрас, но никакой Рокси не нащупал. Он лежал один, и дом был совершенно пустой. Комариные укусы, подобно сыпи, были пузырями распространены на руках, ногах и шее.

В огороде нашлась Вельгма. Она сидела на корточках и собирала в плетёную корзинку позднюю клубнику. Кроме неё поблизости никого не было. Вех подошёл к ней. Она угостила его несколькими бордовыми ягодами и поинтересовалась:

– Ищешь кого-то?

– Да… Мне бы Фландера отыскать. И как я вообще очутился в доме, не знаешь? Я же был в пограничном пункте, за Рокси волновался.

– Хи-хи, ничего не помнишь? Видать, так волновался, что всю память отшибло. Это даже хорошо. Значит, сердце не только кровь качает. Переволновался ты, Вех, как мне рассказали, и до обморока едва не дошёл. Вернули тебя сюда поздней ночью, почти под утро, перевезли на вездеходе и оставили отсыпаться.

– Вот уж как, блин.

– Ага. Я бы сама не захотела находиться при родах, слышать все эти дикие звуки, и врагу бы того не пожелала. Неприятно это, но что поделать? Так мы устроены, так задумано природой… Ещё клубничку хочешь?

– Нет, спасибо. Лучше скажи, где твой отец.

– Не найдёшь его в ближайшее время: в лес ушёл за грибами да ягодами. Как только старика Бора не стало, так со следующего дня и накатил затяжной дождь, лил, словно из ведра, сутками напролёт, а ночью по крыше стучал, и на втором этаже от этого грохота находиться было невозможно, не то что спать. Вам снизу, наверное, не так плохо спалось, как нам. Папа и пошёл за грибами, потому что наверняка они должны были вырасти после столь затяжных осадков. Вернётся с корзинкой белых, лисичек, подберёзовиков, а мы их и приготовим! Можно супчик грибной сварить. А из ягод – черника, голубика, если появились, земляника, малина лесная.

Вех помог Вельгме дособрать клубнику, затем, не представляя, чем заняться, заглянул в сарай, взял оттуда острую косу и решил скосить высокую траву перед участком, которая успела вырасти практически по колено. Он производил широкие, но ещё неумелые взмахи справа налево, и быстро уставал, однако процесс доставлял ему удовольствие. Скошенная трава валилась на бок и сметалась в кучу. Вех вошёл в состояние транса, не замечал, как движется работа, и остановился он, когда косить объективно было уже нечего. Перед ним зиял расчищенный передний двор.

Кларенс ещё в начале мая отдал Веху старое кресло-качалку, найденное у тётушки Миры, пылившееся у неё дома в качестве хлама и совсем не использовавшееся. Вех привык выносить его с собой на веранду, располагать между стеной и заборчиком, садиться в него, умиротворённо покачиваться и рассматривать небогатый пейзаж, который открывался отсюда. Оставив косу в сарае и решив передохнуть, он выполнил все вышеперечисленные действия с креслом-качалкой и теперь полулежал в нём, как барин, с прищуренными глазами. Где-то сбоку за спиной раздавался неугомонный шелест растительности. «То ли Вельгма продолжает возиться в огороде, то ли ветер играет с зеленью», – думалось ему.