В краю несметного блаженства

Привет. Обращаюсь к вам обоим и потому буду писать во множественном числе, хотя предназначено письмо скорее для Рокси, нежели для Веха, ведь речь в нём пойдёт преимущественно о нашей семье, но считаю, что Веху в любом случае будет интересно узнать, как тут без него обстоят дела в городе. А дела до сих пор не в порядке. Совсем недавно с улиц убрали все заграждения, мешавшие нормально жить, и теперь я спокойно могу ходить на работу в музыкальный центр, не стоя по два раза в день в бесконечных очередях на пропускных пунктах. Появились легковые автомобили, преимущественно у представителей партийной элиты. С детства их не видела. Пришлось забыть про тихие широкие улицы и шагать не посередине, а по бокам, попутно реагируя на рёв машин и пугаясь, что тебя собьют. Появилось также что-то вроде денег, но пока ими мало кто пользуется. Не знаю, хорошо это или плохо. Мы и без них неплохо жили. Много чего появилось – в письме не передать. Куда мы катимся – сложно предположить. В гимне, который играет буквально отовсюду сутками напролёт, за нас всё давно решили – направляемся в светлое будущее. Так тому и быть. Лишь бы опять не заперли людей с этими заграждениями.»

Вех перевернул бумагу и продолжил читать:

«Я всё думала, писать об этом или не писать. Прошло три дня. Напишу. Твоего отца, Рокси, больше нет с нами. Уже месяц. Осознай и прими это. Всё из-за суда. За неделю до своей гибели он сообщил мне, что связался с недоброжелателями из партии (вернее, они с ним связались), которые через него хотели надавить на судью, чтобы повлиять на исход кое-какого дела, но он отказал им в этом. Они затаили обиду, начали всеми способами угрожать ему, а потом перекинулись и на меня: присылали на мою электронную почту письма с обещаниями поймать и избить, стучались по ночам в нашу дверь, сломали звонок и ручку… В один день твой отец ушёл на работу и не вернулся с неё. Его нашли в захламлённой каморке суда на третьем этаже. Он был изуродован, истыкан ножом, весь в крови, с заклеенным скотчем ртом. На следующий день я обнаружила записку под дверью, в которой было написано, чтоб впредь я была спокойна за свою жизнь, ибо после убийства мужа трогать меня больше не будут. Я обращалась в Надзор. Меня, конечно же, развернули: тех весьма высокопоставленных представителей «Нароста» обвинять в убийстве и уж тем более судить никто не собирался. Наивная. На что я надеялась? Остаётся скорбеть, рыдать в подушку, а с утра идти на работу. Прости, если поделилась чересчур откровенной правдой. Держать в себе и врать я тоже не могу.

Кончается бумага, а я столько хотела обсудить. Мира вам, Вех и Рокси. Надеюсь получить ответ и надеюсь, что вы сможете его послать, но достаточно будет и прочтения. Сможете – расскажите о себе. Доченька, ты скоро должна родить (сейчас у меня конец мая). Пусть родится у тебя крепкий, здоровый ребёнок. Вот бы однажды его увидеть. Ну всё, прощайте.»

От прочитанного внутренности парня в очередной раз смялись в кучу и переворотились. Завертелось-завращалось со страшной силой громадное колесо, перемалывающее человеческие души. Оно проехалось по нему, раздавило все органы, оставив от них высушенные кусочки, и бросило разлагаться в воронку наподобие чёрной дыры – так и никак иначе можно было описать тогдашнее состояние Веха. Он не понимал, что делать с собой и что делать с письмом: показать ли его Рокси или избавиться от него, так, словно никакого письма и не существовало? «Но кто я такой, – возникало разногласие с самим собой при этой мысли, – чтоб лишать Рокси возможности соприкоснуться с частичкой матери, с её словами, хоть даже неприятными и полными страданий, но родными словами? Не слишком ли много я себе позволяю? С другой стороны, этим самым я сберегаю её хрупкое, подкошенное здоровье. Нельзя ей читать данное письмо, нынешняя обстановка не позволяет. Когда-нибудь она его прочтёт, обещаю. Я сохраню его, спрячу подальше у себя. Не сейчас, Ро, не сейчас. Правда, задерживая прочтение письма, я задерживаю и потенциальный ответ маме Рокси, а она, как-никак, сидит, ждёт ответа, волнуется и переживает за судьбу своих строк, рыдает в подушку, как она сама выразилась… Чёрт! Вот задача! Распутье! И любой из двух вариантов по определению в одно и то же время правилен и неправилен. Хрен с ним. Выберу первый вариант. Он звучит логичнее. Прости, Рокси, но пока что ни о каком письме ты знать не будешь. Не собираюсь испортить твоё счастье. Своё я уже испортил».

– Что от тебя хотел этот пограничник? – спросила девушка, увидев Веха на пороге. Она кормила малыша грудью, тихонько повернув его на бок для удобства. – Он ждал, когда ты к нему выйдешь?

– Да, да. Сказал, что завтра привезёт к тебе педиатра. Точнее, к малышу.

– Ладно, я поняла. Ну что, будем что-то решать с его именем? – вдруг сменила тему Рокси. – Есть идеи? Мы как раз одни, никто не мешает нам обсуждать.