Вообще Рокси в тот момент сильно тряслась по поводу жизни своего будущего малыша. Штурм Министерства Культуры и все вытекавшие из него последствия она воспринимала как конец государства, как самый настоящий государственный кризис, как почву для перемен и перемен не самых лучших. Ей думалось, что точка невозврата давно оставлена позади и с тех пор только и остаётся, что наблюдать за медленной (а то и вполне быстрой) всеобщей аннигиляцией десятилетиями, столетиями создаваемого мира. Она переживала: в новом мире, очевидно, не найдётся места слабым, хрупким женщинам, да ещё и пузатым. Новый мир – это всегда восстановление разрушений мира старого, освобождение от метрового слоя пыли, которая навалилась на тебя в один несчастный миг. Соответственно этому новый мир никогда не может стать счастливым и развитым по щелчку пальца. Это многолетняя работа, изнурительная и беспощадная работа всего народа, и беременные тут либо не нужны вовсе, и от них со временем избавляются, либо они оказываются на дне жизни. Рокси создавала воображением причудливые узоры, пыталась повторить их руками, гладила свой живот, словно стремясь загипнотизировать плод.
– А нельзя ли куда переехать? – задалась она интересным вопросом.
– Переехать-то можно всегда, – отвечала Элла, – да вот принесёт ли это какие-нибудь изменения? Мы и так в столице проживаем, у нас тут вся государственная инфраструктура. В других городах тоже неразбериха творится. Все свихнулись одновременно, как по велению природы. Зимнее обострение у всех началось, видимо…
– А если – не в город? Если – туда, где нас не заденет этот переворот?
– Таких мест очень мало, и располагаются они далеко. Вдобавок к этому, как не заденет переворот? Это тебе не райские островки, на них тоже жизнь движется так, как государство назначит, может быть, дышится немного легче, но общей ситуации это не исправляет. От переворота в столице перевернётся с ног на голову и вся страна, такова инерция.
– А если – за территорию страны? Куда-нибудь прочь?
– Ой, не выдумывай, деточка… Ты со своей беременностью тяжела на подъём. Давай с тобой забудем про это… Нужно здесь сперва разобраться. Жизнь ещё может вернуться в строй, а пока что следим за событиями и никуда не рыпаемся.
Вертокоптер продолжал транслировать на телевизор штурм бежевого высокого здания Министерства Культуры. Оно было выполнено в архитектуре величественного ампира, сопровождалось монументальными колоннами с капителями на их высоких вершинах, а завершалось недостижимой купольной серебристой башней. Горела на нём многочисленная подсветка, горели также мощным белым светом многочисленные фонари вокруг. Единственное, что огорчало и умаляло его торжество – это отсутствие (по причине глубокой осени) пышного, переливавшегося всеми оттенками зелёного изумрудного сада на просторной площади перед входом, который очень радовал глаз случайного прохожего или сотрудника и дополнял трепетную насыщенность этого места. Обычно вместо сада осенью здесь организовывали выставку культурных достижений, привлекавшую к себе внимание творческих личностей всех сортов, но по понятным всем причинам организовать её в этом году не удалось, да и не слишком власти, в общем-то, рвались её организовывать.
Огороженная красивым тёмным забором территория была превращена в поле боя, вот только сражаться было уже не с кем. Те надзорщики и военные, которые до последнего, окружив Министерство Культуры, отстреливались по неисчислимым бунтарям, отстреляли все свои патроны и убежали в здание или бросили оружие и примкнули к рядам протестующих. Да, перебежчиков оказалось много, очень много, потому что понимали они: не сдержат две с чем-то тысячи бойцов полумиллионную толпу людей. И это только по новостным данным – полмиллиона: все подходы к Министерству Культуры были заняты людьми на несколько улиц. Поэтому и вставали за народ, отказываясь стрелять по хоть и безоружной, но многократно превышавшей их числом толпе.
Тяжёлые двери в здание Министерства оказались забаррикадированы изнутри, но под изнурительным натиском извне баррикады проломились и превратились в жалкий ворох деревянного праха. Внутрь вошли не все, а лишь привилегированные, которые первыми приняли на себя удар, с достоинством отстояли его и теперь были награждены правом штурмовать здание, прорубаясь по его неживой строительной плоти. Того, что происходило внутри, вертокоптер не мог запечатлеть, но вместо этого он воспроизвёл моментально посыпавшиеся звуки ожесточённой перестрелки. Видимо, сотрудники Министерства и оставшиеся в живых военные вперемешку с надзорщиками запаслись нехилым запасом огнестрельного оружия и теперь могли дать более концентрированный и объединённый отпор, заняв выгодные для себя позиции. Штурмовавшие не собирались сдаваться: у них накопилось в таком же достаточном количестве различных винтовок и патронов к ним. Многие, конечно, полегли на входе. Их тела быстро хватали за ноги и отволакивали в сторону, чтобы не мешались…