В краю несметного блаженства

В воскресенье было штурмом захвачено Министерство Безопасности, по той же схеме, что и вчера: утренний взлом медиаресурсов, который, походу, устранять никто не собирался и который поэтому провисел до самого обеда, назначенный при помощи этого взлома на те же семь вечера штурм и непосредственно само мероприятие по захвату. Но если говорить по существу, то штурмом, а уж тем более захватом, эту канитель мог назвать только тот, кто в данных событиях участия не принимал и смотрел на всё издалека. Неизвестно, издавались ли в тот день хоть какие-то указы и произносились ли вслух за круглым столом приказы о защите Министерства Безопасности, однако, исходя из того факта, что своими жизнями при атаке пожертвовала всего одна сотня вперемешку военных и надзорщиков, а остальных защитников не присутствовало вообще (вчера, по крайней мере, Министерство Культуры защищалось двумя тысячами голов), вывод напрашивался сам по себе. Конечно, какое главе Надзора было дело до этих событий, когда его самого приговорили к смерти, оставив лишь жалкие сутки на мучительное пребывание в состоянии одновременно живого и мёртвого бестелесного существа? Он давно освободился от формы и сидел в душном кабинете, боясь, что если откроет форточку, то незамедлительно с влетевшим свежим воздухом учует запах неминуемой своей кончины и от страха сорвётся с дела. Он никого к себе не впускал. Так что следовало бы заявить не о штурме или захвате Министерства Безопасности (эти термины были употреблены для удобства, ибо простых синонимов им не найти), а о свободном проникновении людей на территорию и вхождении внутрь.

Народу собралось в два раза больше, но заметить это было не так-то просто. Дело в том, что теперь люди не шли однородной скотской массой, как по указке, не ломились занять выгодных для себя мест, а вполне себе равномерно занимали большую территорию при Министерстве и действовали более индивидуально. Кто хотел врываться в здание – тот организованно ступал вместе с большинством. Кто желал покричать самостоятельно придуманные лозунги – тот отстранялся от штурмовавших, отходил направо, в сторону скамеек, и там дружно ораторствовал вместе с себе подобными говорунами. Кто пришёл чисто поглазеть или просто мандражировал идти в массы – тот осторожно бродил по окрестностям, часто находя себе такого же затерявшегося приятеля, или занимал крыши многоэтажных строений, располагавшихся возле Министерства, и наблюдал за всем из-под туманной дымки высоты.

Министра безопасности, уже подготовленного, не расстреляли, а подбросили в толпу, где его и растрепали до конца. Уставший за день мистер Крауди занял позицию на большой округлой лестнице, за бетонной балюстрадой, и выступал с новой речью. Большое внимание в ней он уделил грядущему созданию партии, которая смогла бы ещё сильнее объединить людей и помочь определить, кто на самом деле стремится к общественному восстановлению, а кто просто бесполезный проныра, во всяком деле желающий для себя одной лишь выгоды. «Нарост», – прозвучало в микрофон и отзвуком пронеслось по динамикам странное название. Многие неожиданно для себя повторили – «Нарост» – и принялись гадать, что скрывается за этими буквами, ведь мистер Крауди «поленился» раскрыть секрет своего названия и живо сменил тему. Варианты были следующими: «Народный рост», «Народное становление», «Народный стандарт», «Народная стабильность», «На Родине – стагнация»… Один крепколобый парень сумел под каждой буквой вычислить слово и заключил: «Народная Амбициозная Рабочая Общественная Система Трудящихся». Начать работу «Нароста» было обещано в течение двух суток.

Стрелки часов шагнули за полночь. Мистер Крауди не спал и спать не собирался, хотя если бы он лёг в постель, то рубанулся бы за секунду. Очень был занят. Новый кабинет, найденный для него в Министерстве Безопасности, был куда теснее вчерашнего. Ни кушетки, ни телевизора, ни роскошных дверей, ни больших прямоугольных окон, а только массивный стол, сжиравший половину внутреннего пространства, с наваленными на него бумагами, жёсткий стул с подлокотниками да маленькое креслице в углу. И какие-то полки нависали под потолком. И дешёвая люстра с одной круглой лампочкой.

Мистер Крауди встал из-за стола, размял спину, упёрся руками в лакированное дерево и продолжал думать над своими записями. Он с утра сменил свою водолазку на клетчатую рубашку, которая небрежно торчала из-под брюк. Ему что-то не понравилось: он жадно схватил исписанную бумажку, изорвал её, скомкал обрывки и с рёвом бросил получившийся бумажный снежок в противоположную стену. Попал в советника, уже более часа пытавшегося вздремнуть, но не имевшего возможности восстановить силы ввиду вспыльчивости своего соратника. Советник в очередной раз открыл мутные глаза и пришёл в реальность.

– Что за дерьмо в меня прилетело, Крауди? – раздражённо, но с пониманием вопросил он, а сам при этом думал: «Когда же дремота наконец добьёт этого ночного филина, и он вместо своих документов отправится спать?»