В краю несметного блаженства

Он полностью избавился от любых мыслей о политике. Этот неугомонный плюрализм мнений, господствовавший в обществе, сводил его с ума. После того, как он отвёз маму к себе домой, он дал себе прямую установку позабыть обо всём, что творится в городе и в стране, и настроиться прежде всего на решение проблем своих, личных, например, на обеспечение продовольствием себя, Рокси и мамы. Когда же политика коснётся его напрямую, схватит за шею своей государственной рукой и заставит принимать решения – только тогда можно будет что-нибудь обдумать. А пока – тотальное абстрагирование. Никакой теории социальных циклов, никаких Надзоров, никаких Правительств, никаких штурмов, демонстраций и бунтов, никаких Кларенсов из кинотеатров с их бреднями… Только Вех и только его ближайшее окружение.

Утро действительно было морозным, разумеется, не по зимним меркам, а в пределах ноября. Температура упала до трёх отрицательных градусов. Вех не мог припомнить, случалась ли вообще за всю его жизнь подобная ноябрьская холодина, и топал с капюшоном на голове. Плюс дул мерзкий ветер, мерзкий не в том плане, что сильный, а в том плане, что был он крайне коварным, как некое умное живое существо. Он постоянно затихал на продолжительное время, и становилось теплее. Вех от ненадобности снимал капюшон – и на него тут же одним махом набрасывался невидимый ветряной зверь, который рвал волосы, вгрызался в плоть через одежду и вынуждал как можно быстрее спрятать от себя лицо. Вот так они играючи и боролись друг с другом на длинной пустынной улице, вместе добираясь до работы.

Когда Вех, успевший покраснеть от жгучего ветра, добрался до Центра Послесмертия, он заметил, что на месте забора с воротами зияла пустота, приправленная грязевыми ямами. Пласты заборинок были выкопаны и сброшены в одну кучу железа, а на них, покачиваясь и протяжно скрипя, расположились узорчатые намокшие ворота. Вся эта вакханалия была огорожена тоненькими ленточками и оранжевыми заграждениями. Кое-где копошились бесцветные, в земляной сырости, люди с касками на головах, надетыми не для безопасности, а скорее от плохой погоды. Три грозных корпуса Научно-исследовательского Центра горели слабо: окна в них зажигались поочерёдно, но с черепашьей медлительностью; видимо, свои рабочие места занимали самые сознательные и трудолюбивые сотрудники, а их, догадаться нетрудно (тем более в такие революционные времена), было по пальцам пересчитать. Вех намеревался присоединиться к их числу. Он прошёл по тому месту, где ранее стояли ворота, обошёл ограды, перепрыгнул через узкую, но глубокую яму (настолько глубокую, что при особом внимании можно было разглядеть в её глубине горячую платформу теплоплиты), поднялся ко входу в первый корпус, дёрнул двери и оставил надоедливый ветер гулять снаружи.

Теперь из вестибюля убрали не только фонтан, но и сканер сетчатки глаза на входе, и для сотрудников вход в Центр Послесмертия стал свободнее. Тем не менее Веху не удалось проскользнуть слишком далеко и по своему маршруту дойти до лифта: за плечо его дёрнула большая ладонь, при этом не мягкая, а словно из бетона, и больно зацепила кожу спины. Воспоминания завращались в голове, и Вех ослепился вспышкой прошлого, как Донован недалеко от выхода с территории Центра Послесмертия точно так же схватил его плечо, вот только его рука была заметно слабее. Увидь Вех нечто рыжее – он бы тут же рефлекторно ответил ударом локтя в живот, но инстинкт борьбы погасить всё же удалось. Рыжего ничего не подвернулось. Только редкие чёрные волосы с огромной котлованной проседью на макушке.

– Меня зовут Барн. Барн Вигель. – Макушка заговорила. Говорила она громко, и поэтому её речь, минуя барабанные перепонки, проносилась прямо в мозг.

Барн Вигель был всего на пару сантиметров выше Веха, что позволяло ему смотреть прямо в глаза и никуда не смещать орлиного своего взгляда. Он был толст, и клетчатая бирюзовая рубашка, окованная нелепыми подтяжками брюк, сильно выпячивалась наружу. Глазки – мелкие, сощуренные, хитрые донельзя. Один раз уставятся – и с тех пор не угаснет их пристальное внимание, пока объект не покинет поля зрения.

– Эй, ты что, не слышишь меня?

Оказалось, что он пытался подозвать к себе парня, но у того продолжал звенеть в ушах свист ветра.

– Слышу-слышу. Извините… – оправдался Вех и тут же задал встречный вопрос: – А вы, собственно, кто? Я вас впервые наблюдаю в Центре.

– Как тебя зовут? – У Барна в руках возник планшет. Он «случайно» пропустил вопрос Веха и продолжал гнуть свою линию.

– Вех. Подождите, что это вы себе в планшет записываете? Я ничего не понимаю. Что вам от меня нужно?

– Нашёл. Отлично. Добро пожаловать на работу, Молди. Мне? Мне от тебя больше ничего не нужно, можешь идти.

– Это верх наглости! – разозлился, недоумевая, Вех.