В кругах литературоведов. Мемуарные очерки

Итак, когда я впервые появился на конференции, проходившей в Центре Высоцкого, ко мне подошел незнакомый человек и уверенно назвал меня по имени и отчеству. Это был Андрей Евгеньевич Крылов, заместитель директора по музейной и научной работе. Позднее мы с ним сблизились и подружились, и я смог по достоинству оценить его разностороннюю одаренность. В осведомленности о творческом наследии Окуджавы, которого он хорошо знал при жизни, ему не было равных. Мне это раскрылось, когда я увидел, как он вдребезги разнес том, выпущенный «Новой библиотекой поэта».

Его книжки, которые он мне позднее дарил: «Галич-соавтор» и «Не квасом земля полита…» – неоценимый материал для будущих комментаторов Галича, притом такой, ценность которого со временем будет только возрастать. К тому же он был организатором от Бога, душой конференций, проводимых Центром Высоцкого, и изданий, выходивших по их следам. Его конфликт с Н. В. Высоцким, приведший к уходу из Центра, обернулся невосполнимой потерей и для дела, и для всех нас. Но это было намного позднее. А сейчас, сказав мне две-три дежурные фразы, он попросил пройти в зал, где шло заседание, в программе которого значился мой доклад.

С Кормиловым

Войдя, я увидел, что ведет заседание не кто иной, как мой Кормилов. Сережа усмехнулся и приветливо кивнул мне своей огромной головой, украшенной роскошной шевелюрой, которая сводила с ума чувствительных женщин. Только я опустился в кресло, как предыдущий докладчик покинул кафедру, и Сережа предоставил слово… мне! Вот, оказывается, в чем был смысл его усмешки: я, сам того не зная, поспел аккурат к своему докладу.

Моя тема была обозначена строкой Окуджавы «Каждый пишет, как он слышит». Я говорил о том, что, характеризуя Окуджаву, Высоцкого, Галича, не уйти от их сопоставления и противопоставления. Чтобы лучше понять каждого из них, мы будем их сравнивать, и от этого сравнения каждый из них останется в выигрыше. Я повторил другими словами сравнение, которое родилось, еще когда я писал свою отвергнутую статью в «Огонек», а позднее фигурировало в моей книжке. Окуджава – музыкант в поэзии. Музыкальность – это особая природа его стихов, и в ней большой ряд музыкантов: музыкант «целуется с трубой», «наигрывает вальс», «в руках сжимает черешневый кларнет». Высоцкий остается в поэзии актером, мастером перевоплощения: он конькобежец, пьяный хулиган и даже волк, и иноходец, и истребитель. А Галич – живописец, он несколькими мазками создает картину, которую нельзя забыть: «дом, где с куполом синим не властно соперничать небо»; «а за окнами снег, а за окнами белый мороз. Там бредет одноногая тень мимо белых берез». Мне несколько раз доводилось видеть ссылки на это наблюдение, но больше всего я горжусь тем, что его стали упоминать и без ссылок, т. е. признав как бы обезличенным общенаучным достоянием.

На конференциях в Центре Высоцкого я встречался с многими авторитетными специалистами и интересными людьми, но особо дорожу многолетней дружбой и общением с человеком, который, по моему мнению, внес в изучение авторской песни вообще и творчества Высоцкого в частности, вклад, не сопоставимый ни с чьим. Это уже упоминавшийся Анатолий Валентинович Кулагин.

А. В. Кулагин

Он живет в Коломне, а дружим мы с ним около тридцати лет. В 1999 году он защитил в МГУ докторскую диссертацию «Эволюция литературного творчества В. С. Высоцкого». Тема, я считаю, была выбрана прицельно: нет понимания Высоцкого без понимания его эволюции. Монография Кулагина, примерно так же озаглавленная, переиздавалась трижды и для каждого издания дорабатывалась, последнее из них вышло в 2013 году. Сколько своих книг он мне подарил, сразу не скажу, нужно считать. А их список занял бы добрую страницу. В книге «Высоцкий и другие», вышедшей в 2002-м, перечень публикаций Кулагина, появившихся уже к тому времени, включает 37 названий. В 2010 году он подарил мне интереснейший сборник своих статей «У истоков авторской песни», в который включены также отрывки из отзывов Кулагина на защитах докторских и кандидатских диссертаций по Высоцкому. Они свидетельствуют в числе прочего и о том, каким желанным он был оппонентом.

А. Е. Крылов

А последней из присланных им книг (насколько я знаю, Толя с недавних пор ослабил свое внимание к авторской песне и углубился в изучение поэзии А. С. Кушнера) стала книга «Барды и филологи. Авторская песня в зеркале литературоведения». Появление этой книги считаю событием этапным. Это первая книга не о Высоцком, не о Галиче, не об Окуджаве, а об их исследователях; первая книга, где в центре внимания автора не БАРДЫ, а БАРДОВЕДЕНИЕ. И написать ее мог (и должен был!) только Кулагин. Она логически выросла из цикла его статей, появлявшихся в «Новом литературном обозрении». Дарственная надпись на ней в моем восприятии cum grano salis: «Дорогому Леониду Фризману – филологу широкого диапазона, не забывающему и о бардах…» Так и должен был написать человек, отдавший жизнь изучению бардов, коллеге, который уделяет им внимание время от времени.