В кругах литературоведов. Мемуарные очерки

О петрашевцах можно было бы трагичнее показать: декабристы в ссылке (М. Фонвизин) в чем-то дальше декабристов пошли! А если бы им свободу печати и изучения! Потом: стоило бы сказать, что к Черносвятову-уряднику декабристы отнеслись более чем настороженно.

О славянофилах – хорошо, но можно бы рассмотреть двойное отталкивание:

Декабристы – Чаадаев – славянофилы.

Но самый болезненный укол от Б.Ф. я получил после выхода в свет в «Литературных памятниках» книги «Северные цветы на 1832 год». Во время его подготовки мы, т. е. я и мой ответственный редактор А. Л. Гришунин, получили находившийся в собрании С. И. Зильберштейна экземпляр альманаха с дарственной надписью Пушкина Плетневу и, доверившись владельцу книги, воспроизвели этот автограф с указанием, что он воспроизводится впервые. Но внимательный и тщательный Б.Ф. предъявил нам том «Литературного наследства», в котором воспроизведен тот же автограф в качестве принадлежавшего П. Е. Щеголеву. Каковы были пути и злоключения этой несчастной книги, я не знаю. Фридлендер однажды раздраженно сказал мне, что Зильберштейн – вор, обокравший вдову Щеголева. Что бы там в самом деле ни произошло, меня это абсолютно не извиняет. Я много раз держал в руках этот том «Литературного наследства», видел этот автограф, но, готовя свое издание, о нем не вспомнил. А Б.Ф. вспомнил!

И совсем недавний факт. Когда в 2007 году не стало П. А. Николаева, главного редактора биографического словаря «Русские писатели», и судьба этого уникального издания очередной раз повисла в воздухе, кто оказался тем единственным нашим современником, которого уговорили взять на себя роль его спасителя? Он, наш Б.Ф.! Он сумел вдохнуть новые силы в бесценный авторский коллектив, найти источники финансирования (он мне сам об этом рассказывал), и сегодня есть реальная надежда, что дело, начатое тридцать лет назад, ибо 1989 год – это не год начала работы над словарем, а год выхода первого тома, будет доведено до победного конца.

Мне не довелось сотрудничать с Б.Ф., когда выходили подготовленные мной издания в «Библиотеке поэта», но его роль в моей деятельности в серии «Литературные памятники» я считаю огромной. Мой первый «памятник» вышел в 1975 году, за ним последовало еще три, после чего моя деятельность в этом направлении прервалась надолго, как мне казалось, навсегда.

Но случилось иначе. В начале нынешнего века (точная дата мне неизвестна) появилась идея подготовить для издания в «Литпамятниках» сборник «Борис Чичибабин в стихах и прозе», и в редколлегию была направлена соответствующая заявка. По неизвестным мне причинам меня к подготовке этой книги не привлекли. Между тем я был тогда не только человеком, сделавшим для изучения Чичибабина больше, чем кто-либо другой, но и единственным мыслимым кандидатом на участие в реализации представленной заявки, имевшим опыт подготовки «памятников». Без меня некому оказалось написать сопроводительную статью, довести до ума комментарий, который был подготовлен кустарно, непрофессионально и даже в малой степени не отвечал требованиям серии.

Лишь когда определилась угроза полного провала дела, вдова поэта Л. С. Карась-Чичибабина позвонила мне и попросила спасти издание. У меня нет сомнений и в том, что это было сделано по рекомендации Б.Ф., а уж то, что не обошлось без согласования с ним, так это точно. Он изначально намечался на роль ответственного редактора книги, Чичибабина высоко ценил, превосходно знал и даже сам намеревался (да вроде и намеревается!) написать о нем.

Я не заставил себя уговаривать, отложил другие дела, и через несколько месяцев рукопись была готова. Создалась деликатная ситуация: я ведь не упоминался в представленной ранее в редколлегию и утвержденной ею заявке. Все проблемы разрешил Б.Ф. Он, находившийся тогда в длительной поездке в Соединенные Штаты, направил в адрес редколлегии артистически написанное письмо, копию которого получил и я. В этом письме он извинялся за то, что Л. Г. Фризман, изначально игравший важную роль в подготовке издания, по его недосмотру (!) не фигурировал в заявке, и просил официально утвердить меня соподготовителем книги, что, разумеется, и было сделано. Когда сигнальный экземпляр поступил в «Науку», Б.Ф., первым взявший его в руки, торжествующе написал мне: «Том хорош!»

При таких обстоятельствах неожиданно для меня самого состоялось мое возвращение в «Литпамятники». Встретили меня в редакции как родного, будто и не было многолетней разлуки: обнимали, целовали, уговаривали возобновить сотрудничество в серии и подготовить новую заявку. Посоветовавшись с Б.Ф. и еще одним моим покровителем в редколлегии – Всеволодом Евгеньевичем Багно, я предложил для издания в ЛП драму М. П. Погодина «Марфа, Посадница Новгородская». «Изюминка» этой книги состояла в том, что в ней воскрешалась почти двухвековая история темы Марфы Посадницы в русской литературе, а главным событием этой истории была именно драма Погодина.