В кружащей лодке

Да, вита бревис, арс, ей-богу, лонга…
Дрожит от наслажденья перепонка
под тяжестью классических ладов.
И все равно: пластинка, диск иль пленка:
оно не рвется там, где даже тонко.
Вот – истина. И – никаких понтов.
Переча мути норм, тщете постов,
затягивай, волшебная воронка!

Мне кажется порой, что мастера

хотели бы, чтоб некая стена
пред ними возвышалась неприступно,
будь это суд спецов иль вкус двора.
Да, в мире, где есть жизнь, а есть игра,
что-что, а нарушать канон преступно,
ты проиграешь, и довольно крупно:
Ты будешь нищ, гоним et cetera.

Рассудок, помолчи – потом, чуть позже…

Мне нечего сказать, а лишь «О, Боже!..»,
когда из тишины то мрак, то свет,
и время встало вдруг – чего же больше? –
в пространстве, а в Германии иль в Польше
гадать ни смысла, ни желанья нет.
А лишь дыханья огненного след,
а то наоборот – мороз по коже.

Деревья

Вы еще скажите про Лысенко мне, скорей я,
чем в его ботанику поверю в благодать.
Лучшее из созданного Господом – деревья.
Да и трудно что-то лучше дерева создать.

Убеждать меня в обратном – зряшная работа.

Любишь человеков ты? Ну, что же, в добрый час.
Где ты видел дерево иль мстящее за что-то,
или замышляющее что-то против нас?

Ты, любитель строек и бульдозерного скрипа,

не жалей минут своих, смотри, открывши рот,
как живет в свой смертный час трехвековая липа,
помни, как жила она и как она умрет.

«Лист клена, в пути вспоминая кошмарное лето…»

Лист клена, в пути вспоминая кошмарное лето,
слетает на спину скелетной сквозной худобы.
Печальный фашист, превращенный в еврея из гетто,
бредет вдоль руин, не предвидя дальнейшей судьбы.

Чего же вы ждали еще, почитатели райха?

Ведь это законный конец всех подобных начал,
во имя ли Одина или во имя Аллаха
фальшивый их голос в окрестностях не прозвучал.

Простая идея – убрать постоянный излишек –

убрать до конца, уничтожить его на корню! –
всех женщин, мужчин, всех старух, стариков и детишек,
и жить, без конца улыбаясь грядущему дню.

«Вновь по радио – марши. И снова…»