Читаем В ладонях судьбы...(СИ) полностью

   - Мала ещё слишком, не понимает, - усмехнулась мама. - Не расстраивайся. - Она выдвинула ящик с игрушками, сунула туда папин подарок и добавила: - Пусть подрастёт немного. - Отец вручил праздничные сувениры и остальным членам семьи: маме - бусы, Ирке - альбом для рисования и большую коробку цветных карандашей, а Серёжке подарил заводного слоника. Обрадованная Ирка расцеловала папу, огорчившегося неожиданной реакцией своей младшенькой на подарок, и заверила его, что Любонька скоро полюбит пупсика, что она, Ирка, сумеет увлечь её игрой с этой замечательной игрушкой. Непременно! "Ах, если бы он подарил её мне! - подумала она, но тут же устыдилась этой мысли... Ведь она уже такая большая, кто ж играет в куклы в таком возрасте? "





   Когда родители вышли из комнаты, Ирка достала из комода пупса. Он улыбался и глядел на неё немигающими ярко-голубыми глазами. Такой милый... Она погладила прохладные ручки и ножки, поцеловала его пухлые губки. Ира порылась в комоде. В ящике с детским бельём она раскопала чепчик и распашонку, из которых сестрёнка давно уже выросла, и надела на пупса. После этого завернула его в старую, тёплую пелёнку, перевязала лентой и поднесла к сестричке. Любушка реветь не стала, но... равнодушно отвернулась.





   - Вот увидишь, она скоро привыкнет к ней! - сказала Ира вошедшей в комнату маме. - Я приучу её.



   Да, Ира старалась. Но привлечь к игре малышку никак не удавалось - та по-прежнему безразлично относилась к подарку отца. Одевая-раздевая и пеленая пупса, кутая его в разные тряпки, старшая Любкина сестрица, никогда не имевшая настоящей куклы, просто с удовольствием играла сама. Правда, сказать что у Ирки никогда не было настоящей куклы, это значит сказать неправду, ну, или вернее, полуправду... Если по-честному, была у неё однажды кукла... но очень-очень недолго. Ирка её в руках минут пять всего и подержала.





   ***







   Эту давнюю историю она всегда вспоминала с горечью, хотя старалась не думать о ней - настолько болезненными становились эти воспоминания... Тогда, пять лет назад папа вернулся с войны и привёз дочке в подарок большую, нарядную куклу. У неё были льняного цвета волосы, голубые глаза, розовые губы и щёчки. Платьице в клеточку украшали бархатная жилетка и белый кружевной фартушек, а на ножках красовались настоящие кожаные туфельки. Ирка, почти не дыша взяла из рук папы это чудо и бережно прижала к груди. "Можно я поиграю с ней?" - прошептала она, еще не веря своему счастью... "Конечно! - улыбнулся папа, - играй сколько хочешь, она же теперь твоя!" Радостно смеясь, девчонка понеслась по длинному коридору их коммуналки на общую кухню, чтобы похвалиться подарком перед соседками тётей Полей и тётей Зиной, показать игрушку Тётьполиной дочке, третьекласснице Тамарке. Все охали и ахали, разглядывая и ощупывая со всех сторон иностранное чудо. "Умеют же делать красивые вещи, сволочи!" - восторгались женщины. Но пришла мама и увела Ирку. Она взяла из её рук куклу и посадила на самую высокую полку в буфете. "Послезавтра мы втроём пойдём фотографироваться, - пояснила она, - возьмём с собой и куклу. И пока ты не успела у неё ничего оторвать, потерять или испачкать, пускай покрасуется здесь. Наиграешься ещё!" До "послезавтра" было ещё очень далеко, и Ирке ничего не оставалось делать, как только терпеливо ожидать, поглядывая на вожделенную игрушку сквозь стеклянную дверцу буфета.



   На следующий день, когда родители ушли на работу, в их комнату зашёл Вовка, сосед по квартире. Вовкино ухо закрывала толстая повязка, примотанная бинтом к голове, а из ноздри медленно ползла жёлто-зелёная соплища. "Ухо болит, и дос де дышит... - загнусавил он и состроил страдальческую гримасу. - Бабка поэтому в школу де пустила!" Ира терпеть не могла этого пацана за его вреднючесть и вечно сопливый нос. Будучи старше её года на три, он постоянно шкодничал, пользуясь Иркиной малолетней доверчивостью. Прошлой зимой, в один из морозных дней Вовка с ехидной ухмылочкой посоветовал ей лизнуть железный засов на сарае, чтобы "увидеть Москву". Иришка понимала, что Москву она таким способом, конечно же, не увидит, но всё-таки лизнула, просто так, из любопытства... Язык тут же примёрз намертво, дёргать его было очень больно, слёзы текли из глаз, а этот садист стоял и хохотал. Хорошо, что кто-то из соседей увидел Иркины мучения, и с помощью тёплой воды из чайника освободил несчастный её язык из ледяного плена.



   Сейчас в руке у гадкого мальчишки был длинный гвоздь.



   - Боскву хочешь увидеть? - хитро прищурился Вовик, и глаза его забегали по стенам, что-то на них выискивая.



   - Видела я уже твою Москву! - буркнула Ирка, надув губки.



   - Ду, тада Ледидград, а? - Вовка остановил свой взор на розетке.



   - Слышь, Вовка, иди лучше к себе домой на Ленинград смотреть, а то ещё меня своей болезнью заразишь...



   - От уха дикто не заразива... зараживается! - оскорбился Вовик, - это же де скарлатида какая-дибудь... А у тебя печедье есть? - Не дожидаясь ответа, он по-хозяйски полез в буфет.



   - Эй, не трогай там ничего немытыми руками! - возмущённая наглостью соседа, выкрикнула Ирка.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Липяги
Липяги

…В своем новом произведении «Липяги» писатель остался верен деревенской теме. С. Крутилин пишет о родном селе, о людях, которых знает с детства, о тех, кто вырос или состарился у него на глазах.На страницах «Липягов» читатель встретится с чистыми и прекрасными людьми, обаятельными в своем трудовом героизме и душевной щедрости. Это председатели колхоза Чугунов и Лузянин, колхозный бригадир Василий Андреевич — отец рассказчика, кузнец Бирдюк, агроном Алексей Иванович и другие.Книга написана лирично, с тонким юмором, прекрасным народным языком, далеким от всякой речевой стилизации. Подробно, со множеством ярких и точных деталей изображает автор сельский быт, с любовью рисует портреты своих героев, создает поэтические картины крестьянского труда.

Александр Иванович Эртель , Сергей Андреевич Крутилин

Русская классическая проза / Советская классическая проза / Повесть / Рассказ / Проза
Мизери
Мизери

От автора:Несколько лет назад, прочитав в блестящем переводе Сергея Ильина четыре романа Набокова американского периода ("Подлинная жизнь Себастьяна Найта", "Пнин", "Bend sinister" и "Бледное пламя"), я задумалась над одной весьма злободневной проблемой. Возможно ли, даже овладев в совершенстве чужим языком, предпочтя его родному по соображениям личного или (как хочется думать в случае с Набоковым) творческого характера, создать гармоничный и неуязвимый текст, являющийся носителем великой тайны — двух тайн — человеческой речи? Гармоничный и неуязвимый, то есть рассчитанный на потери при возможном переводе его на другой язык и в то же время не допускающий таких потерь. Эдакий "билингв", оборотень, отбрасывающий двойную тень на два материка планеты. Упомянутый мной перевод (повторяю: блестящий), казалось, говорил в пользу такой возможности. Вся густая прозрачная вязкая пленка русской набоковской прозы, так надежно укрывавшая от придирчивых глаз слабые тельца его юношеских романов, была перенесена русским мастером на изделие, существованием которого в будущем его первый создатель не мог не озаботиться, ставя свой рискованный эксперимент. Переводы Ильина столь органичны, что у неосведомленного читателя они могут вызвать подозрение в мистификации. А был ли Ильин? А не слишком ли проста его фамилия? Не сам ли Набоков перевел впрок свои последние романы? Не он ли автор подробнейших комментариев и составитель "словаря иностранных терминов", приложенного к изданию переводов трех еще "русских" — сюжетно — романов? Да ведь вот уже в "Бледном пламени", простившись с Россией живой и попытавшись воскресить ее в виде интернационального, лишенного пола идола, он словно хватает себя за руку: это писал не я! Я лишь комментатор и отчасти переводчик. Страшное, как вдумаешься, признание.

Галина Докса , Стивен Кинг

Фантастика / Проза / Роман, повесть / Повесть / Проза прочее