Читаем В ладонях судьбы...(СИ) полностью

   Ну, а дети оставались детьми... Им говорили в школе, что всё теперь общее, народное - и леса, и земля. И они, бесстрашные, самоуверенные ходили по некогда чужим лесам, собирая их щедрые дары. Однажды Иришка с подругами нарвались на прежнего хозяина этих земель, и, страшась его гнева, кинулись врассыпную... Но Ирке не повезло - споткнулась о пенёк и упала... Подскочив, он, схватив одной рукой её за ухо, другой стал хлестать плёткой по ногам... А когда она крикнула ему, что мол, лес теперь принадлежит всему советскому народу, мужик со всего размаху огрел её кулаком по лицу. А корзинку с ягодами яростно растоптал сапожищами.



   Долго потом Ирка не могла забыть его горящие злобой глаза.







   Фантазёрка







   Недалеко от хуторского дома под горкой, возле баньки речушка протекала, даже не речушка, а ручеёк, можно сказать... Узенькая такая и очень мелкая - девчонкам, наверное, чуть выше коленок воды там было. Проверять её глубину они как-то не решались - пиявок там водилось немеряно! Ирка их жутко боялась. Однажды пацаны, зная об этом, столкнули девчонку в воду... Боже! Какой ужас и омерзение испытала тогда бедняжка! Долгое время, вспоминая, вздрагивала. Ну, а с подружками она любила подолгу сидеть на деревянной кладке из трёх брёвнышек, мостиком переброшенных через этот ручеёк и любоваться красотой плакучих ив, полощущих свои длинные и тонкие ветви в прохладной водице, а также следить заинтересованно за подводной жизнью обитателей той среды. Кроме неприятных чёрных пиявок водились там целые семейства лягушек разных возрастов - от мелких головастиков до взрослых особей, любящих плюхаться в ручей с отвесного берега. Помнится, девчонок особенно умиляли маленькие лягушата - они ловили этих чудиков и, разглядывая, удивлялись их некоторой схожести с людьми - на "ручках" и "ножках" у них тоже было по пять длинных пальчиков... Смешные такие, лупоглазые пузатики! В прозрачной воде той речушки был виден каждый цветной камушек на дне, а по нему, по дну медленно, будто нехотя, бродили в своих витых домиках улитки, осторожно ощупывая рожками всякие препятствия...



   Но более всего их поражало некое странное существо, изредка появлявшееся в водах этого удивительного ручейка. Как называлось то земноводное, девочки понятия не имели, и потому сами дали ему прозвище - "волос". Каждый раз, увидав это чудо природы, они жалели, что опять забыли сачок и стеклянную банку, но когда прихватывали с собой эти предметы, чудо, как назло, и не думало появляться. Да, его же надо описать вам... "Волос" этот и в самом деле походил на обычный конский волос. Ну, может, был он чуть-чуть потолще, а извивающееся змейкой его тело было длиной где-то сантиметров двадцать, или чуток меньше. Крошечная головка имела светлую окраску, с двумя еле заметными чёрными точечками по бокам, глазами, видимо.





   Среди семи-восьмилетних девчонок, самой старшей была Зинка. Стриженая под мальчишку, в больших круглых очках, она казалась им очень умной и просвещённой. Зина уже изучала в школе незнакомые предметы - ботанику, анатомию и зоологию. Поэтому сразу со знанием дела уверенно заявила, что эти существа образовываются из обыкновенных волос, которые падают с девчоночьих голов, и вынужденно приспосабливаются к новой, водной среде, поскольку они живые... "Разве волосы живые?" - удивлялись подружки. "Ну, они же растут, а значит - живые!" - вполне логично отвечала им Зинка. И ей, конечно же, верили. Всё же самой старшей подружке и самой хотелось выяснить, что же это за "зверь" такой водится в ручье, и она предложила Ирке всерьёз заняться охотой на него, чтобы впоследствии отнести учителю ботаники трофей и разглядеть его под увеличительным стеклом микроскопа. Это было очень заманчивое предложение, и отказаться Ирка не могла.





   Улеглись они с ней с ней на кладке, высматривая добычу, держа наготове самодельные марлевые сачки и стали ждать... Долго ждали. Ире казалось, что несколько часов уже прошло, потому что водный мир в её глазах от напряжения сливался уже в одно мутное пятно. В какой-то момент она почувствовала, как упрямо слипаются веки, но внезапный радостный крик Зинки "есть!" словно пружиной подбросил Ирку, согнав накатившуюся сонливость.





   - Быстро воды в банку зачерпни! - весело командовала подружка, сбегая с кладки на берег с сачком, в котором что-то отчаянно копошилось. - Ой, длиннющий такой! И вообще удивительный - вместо хвоста ещё одна голова, представляешь?! Прям, тяни-толкай какой-то! Держи банку. Нет, лучше поставь на землю. Вот чертяка - вцепился в сачок, не хочет выбираться... Возьми веточку, Ир, подталкивай его тихонечко! - Наконец девочки кое-как опростали сачок, и их взору явилась аж пара(!) отчаянно извивающихся в банке особей. Вот тебе и "тяни-толкай"! Ире показалось, что Зинка была слегка разочарована.



   - А чем мы их кормить будем? - спросила она подружку.



   - Да не помрут они с голоду до завтра! А завтра мы их покажем Эдуарду Антоновичу. Впрочем, можно комаров наловить им на ужин.





Перейти на страницу:

Похожие книги

Липяги
Липяги

…В своем новом произведении «Липяги» писатель остался верен деревенской теме. С. Крутилин пишет о родном селе, о людях, которых знает с детства, о тех, кто вырос или состарился у него на глазах.На страницах «Липягов» читатель встретится с чистыми и прекрасными людьми, обаятельными в своем трудовом героизме и душевной щедрости. Это председатели колхоза Чугунов и Лузянин, колхозный бригадир Василий Андреевич — отец рассказчика, кузнец Бирдюк, агроном Алексей Иванович и другие.Книга написана лирично, с тонким юмором, прекрасным народным языком, далеким от всякой речевой стилизации. Подробно, со множеством ярких и точных деталей изображает автор сельский быт, с любовью рисует портреты своих героев, создает поэтические картины крестьянского труда.

Александр Иванович Эртель , Сергей Андреевич Крутилин

Русская классическая проза / Советская классическая проза / Повесть / Рассказ / Проза
Мизери
Мизери

От автора:Несколько лет назад, прочитав в блестящем переводе Сергея Ильина четыре романа Набокова американского периода ("Подлинная жизнь Себастьяна Найта", "Пнин", "Bend sinister" и "Бледное пламя"), я задумалась над одной весьма злободневной проблемой. Возможно ли, даже овладев в совершенстве чужим языком, предпочтя его родному по соображениям личного или (как хочется думать в случае с Набоковым) творческого характера, создать гармоничный и неуязвимый текст, являющийся носителем великой тайны — двух тайн — человеческой речи? Гармоничный и неуязвимый, то есть рассчитанный на потери при возможном переводе его на другой язык и в то же время не допускающий таких потерь. Эдакий "билингв", оборотень, отбрасывающий двойную тень на два материка планеты. Упомянутый мной перевод (повторяю: блестящий), казалось, говорил в пользу такой возможности. Вся густая прозрачная вязкая пленка русской набоковской прозы, так надежно укрывавшая от придирчивых глаз слабые тельца его юношеских романов, была перенесена русским мастером на изделие, существованием которого в будущем его первый создатель не мог не озаботиться, ставя свой рискованный эксперимент. Переводы Ильина столь органичны, что у неосведомленного читателя они могут вызвать подозрение в мистификации. А был ли Ильин? А не слишком ли проста его фамилия? Не сам ли Набоков перевел впрок свои последние романы? Не он ли автор подробнейших комментариев и составитель "словаря иностранных терминов", приложенного к изданию переводов трех еще "русских" — сюжетно — романов? Да ведь вот уже в "Бледном пламени", простившись с Россией живой и попытавшись воскресить ее в виде интернационального, лишенного пола идола, он словно хватает себя за руку: это писал не я! Я лишь комментатор и отчасти переводчик. Страшное, как вдумаешься, признание.

Галина Докса , Стивен Кинг

Фантастика / Проза / Роман, повесть / Повесть / Проза прочее