В лесах Пашутовки

И тогда я собрал все истории, записанные мною во время странствий из местечка в местечко. Что-то слышал я на лавочке возле полуразрушенной синагоги от древней морщинистой старухи, что-то — из уст молоденькой девушки, которую прибило ко мне волнами страха и безысходности. Или вот этот рассказ о старой деве Бейле Рапопорт, которая гналась за своей мечтой, за главным смыслом своего жизненного предназначения. Бейлой Рапопорт, которая царапала по утрам спинку своей кровати, в то время как в окошко глазела на нее застывшая в тщетной пустоте жизнь, а горе победно праздновало вокруг свой черный, свой беспросветный праздник.

2

Весна танцевала во дворе, струилась радостью с шелковых небес, и в каждом уголке слышалась ее торжествующая песня. Суетились, чирикали птицы, перелетая с дерева на дерево. В пыли с фанатичным упорством сражались друг с другом два петуха из двух поколений — старшего, пока еще царствующего, и среднего, идущего на смену. Неподалеку, демонстрируя поразительное безразличие к исходу схватки, разгребал дворовый мусор многочисленный куриный гарем. Подростковая петушиная поросль, еще не созревшая для подобных сражений, вынужденно следовала за мамашами, но краем глаза наблюдала за драчунами и время от времени издавала тоненькие, но очень воинственные кличи. Тут же с воплями бегали соседские дети, Маня и Берл. Их мать Голда трудилась на кухне, успевая одновременно драить кастрюлю, раздувать угли, чистить картофель, носить воду и пробовать суп.

Время от времени женщина выходила во двор с горшком помоев, и весеннее солнце тут же принималось сочувственно целовать ее потное усталое лицо. Помои выплескивались под забор и немедленно принимались играть всеми цветами радуги, добавляя искр и света и без того сияющему миру. А вся куриная рать — и старые, и молодые — громко квохча, устремлялась к этому радужному источнику, дабы успеть поживиться картофельными очистками, остатками еды, отсеянной при готовке крупой и прочими деликатесами. Голда же, утирая с лица пот на обратной дороге в кухню, приостанавливалась на секунду, чтобы слегка одернуть разыгравшихся детей. Этим сорванцам только волю дай — весь мир перевернут…

Муж Голды, Hoax Поркин, стоял тем временем на рынке возле своего прилавка и отчаянно торговался с крестьянами и крестьянками по поводу качества и цены своего товара. Сам товар — всякого рода одежда — был развешен тут же на распялках, еще издали демонстрируя всем серьезным покупателям образец прочности и красоты.

— Эй! Штаны! Какие штаны! — что есть силы выкрикивал продавец. — Эй, земляк, ты только посмотри, какие штаны!

Так, в постоянных базарных криках и спорах, проходили дни этого маленького еврея. В четвертом часу пополудни раздавалась трель начальственной свирели милиционера Липенко, и рынок сворачивал торговлю. Продавцы расходились, лавки запирались на замок, и Hoax Поркин возвращался к жене и детям, погружаясь в нервную суету семейного дома. Все усаживались за стол, Голда накрывала, ловко управляясь с мисками и тарелками, Маня и Берл проказничали, а Hoax выговаривал им, не переставая жевать.

После обеда Поркин ложился на старую кушетку, разворачивал газету и, преодолевая дремоту, читал о том, что произошло в большом мире со времени выхода предыдущей газеты. Сообщение о революции в Китае встречалось затяжным зевком, полностью соответствующим масштабу события. Так… что там дальше?.. ага, речь товарища Бухарина на конференции… — Газета выпадала из рук Ноаха, и он погружался в глубокий часовой сон, которому не мешали ни шалящие дети, ни Голда, гремящая горшками и кастрюлями.

Потом наступает вечер, сумерки вползают в покосившиеся стены. Заводит свою трескучую песню непременный сверчок. Hoax Поркин пробуждается, зевает напоследок и усаживается за швейную машинку, чтобы не вставать уже до самой поздней ночи. Тьма опускается на местечко, недобрым глазом смотрит в освещенное окно на неустанную работу маленького человека. Спят в другой комнате уставшие от проказ дети, спит намаявшаяся за день Голда. Щелкают ножницы, разрезая грубую домотканую ткань, мелькает иголка, гремит на весь дом старая швейная машинка. Вот уже готовы штаны, и еще штаны, и еще, и еще — целое море штанов…

3

Такова она была, жизнь простых евреев из простых местечек — жизнь простая и однообразная. Вы уже немножко знакомы с девственницей Бейлой из рода Рапопортов и с маленьким портным Ноахом Поркиным, а также с его женой Голдой и с их пока еще двумя малыми птенцами. А сейчас, вопреки смущению, уязвляющему мое сердце и тормозящему мое перо, я должен рассказать вам историю любви, которая случилась между этими двумя очень простыми людьми, Ноахом Поркиным и Бейлой Рапопорт, любви странной, нелепой, но крепкой, как гранитный утес, любви, исполненной жгучей ревности и подлинных страстей.