В мечтах о швейной машинке

Подбежав к дому Мисс, Филомена обнаружила, что дверь против обычного заперта на ключ. Впрочем, у неё был свой; воспользовавшись им, она вошла в квартиру и сразу заметила беспорядок: обувь хозяйки как попало валялась на полу у раскрытого гардероба. Сама Мисс сидела в кресле в гостиной, запрокинув голову и закрыв глаза. Она была без сознания и дышала тяжело, хрипло.

– В ночной рубашке? – перебил комиссар.

– Нет, на ней было дорожное платье.

– Но ведь было четыре утра! Выходит, она не ложилась? Или уже успела встать и одеться?

Филомена пожала плечами: как же, станет она отвечать за причуды Мисс! И не такое видали! Но хриплое дыхание её испугало, и, вместо того чтобы оказать хозяйке первую помочь, она бросилась на улицу и принялась колотить в дверь доктора Бонетти, а потом, уже вместе с ним, вернулась в дом.

Мисс больше не хрипела, но крови видно не было, добавил доктор. Сперва он подумал о обмороке, сердечном приступе, после которого ещё можно было чем-то помочь. Вдвоём они подняли Мисс и отнесли в кровать. Потом доктор расстегнул жакет, чтобы ей было легче дышать, и обнаружил корсет. Расстегнув и его, он, к своему удивлению, обнаружил под левой грудью отверстие от пули. Тогда он поднёс ко рту мисс Бриско перо – оно не шелохнулось. Однако, объяснил он, тело ещё не успело остыть и окоченеть, потому-то он ранее и решил, что американка всего лишь упала в обморок. Как давно она умерла? Это сложно сказать. Пять минут, десять, двадцать? Вероятно, не более тридцати, но даже этого он не мог сказать со всей уверенностью, поскольку с вечера в гостиной затопили изразцовую печь и было очень жарко.

– Когда я нашла её, она ещё дышала, даже хрипела, – повторила Филомена. – А меня не было всего пять минут, не больше.

– Но разве возможно, что на одежде не было крови? – недоверчиво переспросил комиссар.

– Такое случается, – объяснил доктор. – Если пуля задела лёгкое, кровь могла скопиться там. Вскрытие покажет, но это мало что меняет.

Филомена, сразу решившая, что речь идёт о самоубийстве, настаивала на том, чтобы не предавать случай огласке и защитить имя Мисс от скандала и осуждения Церковью, но доктор Бонетти отправил её в ближайший полицейский участок за агентами, и один из них, едва войдя в гостиную, заметил за ножкой кресла, среди разбросанных нарциссов, револьвер. Комиссар тщательно записал наши с горничной показания: что мы уже видели это оружие, что именно его Мисс недавно купила и держала в тумбочке. «Чтобы застрелиться, когда возникнет желание», – осуждающим тоном добавила Филомена. И почему она так уверена, что это самоубийство? Неужели только из-за запертой двери? Небось, будь хозяйка жива, Филомена ни за что бы себе не позволила распускать язык.

А вот доктор вовсе не был в этом убеждён. Проводив инспектора в спальню, он снял с кресла платье с корсетом и продемонстрировал их. Я последовала за ними без приглашения и тоже всё увидела. Они были целы: ни дыры, ни кровяного пятна, ни даже следов пороха! Как же пуля пробила их, достигнув сердца?

– Уж как Мисс любила этот жакет... – вмешалась Филомена. – Даже вот расстегнула да в сторону сдвинула, прежде чем застрелиться.

– И потом застегнула? А корсет? Он слишком жёсткий, да ещё эти крючки. Мне и то пришлось постараться, чтобы его снять, – возразил доктор.

– Ну, она-то, в отличие от Вас, к этому привычная. Да и не померла сразу: когда я её нашла, ещё дышала. Могла и застегнуться, – упёрлась Филомена. Комиссар, тщательно записав её показания, попросил нас оглядеться и сообщить, если из комнаты что-нибудь не пропало. Также он хотел знать, у есть ли у кого-то ещё один ключ. Однако из комнаты ничего не пропало, а запасной ключ был только у Филомены.

Тот факт, что на одежде повреждений не обнаружилось, был слишком необычным, и доктор отказался подписать акт о самоубийстве. Тогда комиссар решил провести расследование. Квартиру он опечатал. Филомена возмутилась, отчасти стараясь спасти репутацию мисс Бриско, отчасти опасаясь пересудов, и комиссар (не из желания угодить ей, а только чтобы не спугнуть преступников) велел объявить, что накануне отъезда Мисс скончалась от сердечного приступа, и попросил нас помалкивать.

Таким образом, Церковь разрешила устроить покойной достойные похороны с отпеванием, на которых присутствовали все самые значительные горожане и высокопоставленные семьи – как те, кто хорошо знал Мисс, так и те, кто видел её лишь издали (полагаю, последние – скорее не из любви, а из любопытства, да ещё чтобы поглядеть, кто явится, а кто нет). Барона Салаи, разумеется, не было. Но все знали, что он уехал в Париж, и, хотя он чаще других навещал покойную, никто не ожидал, что похороны заставят его вернуться. В конце процессии шло множество бедняков вроде меня, простых людей, работавших на мисс Бриско, людей, которых она привечала, с которыми общалась на равных, отказываясь «держать дистанцию», как того хотели бы буржуа. Так несчастная Мисс обрела последнее пристанище на нашем кладбище.