В море, на суше и выше...

— Вот видишь, деревянный человечек! — Безмятежный укоризненно поглядел на штурмана. — А ты — «всплывать, всплывать!»

— То-то они нас не видели, не слышали и знать не знают, где мы есть! — проворчал Буратино, избалованный простотой обращения.

Старпом покосился на Безмятежного, даст он взбучку вконец обнаглевшему кормчему или спустит и на этот раз? Командир же, немного подумав, снял с головы черную пилотку и молча поклонился штурману. В центральном посту замерли, не зная, как воспринимать этот неожиданный жест.

— Разглядел, Буратино? — спросил Безмятежный, водворяя пилотку на прежнее место. — Лысину видел? Нет лысины! Седину видел? Нет седины! А почему, Пиноккио, нет у меня ни лысины, ни седины? А потому, что еще с курсантских годков осознал я, что самый идиотский приказ может содержать в себе потаенное золотое зерно флотской мудрости. Искать ее, эту мудрость, не обязательно, однако верить в нее полезно для офицерского организма и для службы. — И добавил: — Поехали в свой район, да пусть, если готовы, раскрутят машину пошибче!

— Полный ход! — скомандовал старпом и лодка, плавно ускорив движение, устремилась в квадрат, который покинула, болтаясь под транспортом. Прошло два часа, в центральном посту привычно жужжали приборы, штурман терся тощим животом о край прокладочного стола, Безмятежный, сидя в своем кресле, читал прошлогоднюю газету, время от времени удивленно поднимая брови. Свежие газеты он не жаловал.

— Новости меня слишком волнуют, — объяснял он, — совсем другое дело, когда узнаешь о чем-то, что уже давно стряслось.

— Пересекли границу района! — доложил штурман.

— Вот и хорошо, — отозвался командир, — давайте-ка на тридцать! — И ткнул пальцем вверх.

— Рули на всплытие! — скомандовал старпом. — Держать дифферент десять на корму!

Лодка чуть задралась нос, поднимаясь к поверхности.

— Глубина тридцать метров! — доложили Безмятежному.

— Продуемся, да так и поедем потихоньку, — решил командир.

Все необходимые команды были тотчас отданы, и лодка пошла на малой глубине, как и предписывалось вести себя в районе. Безмятежный мысленно признал, что скрытности в таком движении немного, но тут же вспомнил про таинственную военно-морскую мудрость.

— А, может, так и надо? — утешил он себя. — Может, мы себя выдаем и тем отвлекаем внимание от других кораблей? Конечно, так оно и есть!

И, повеселев, приблизился к штурманскому столу, взглянуть на карту. Буратино указал место и опять напомнил, что оно всего лишь счислимое.

— Это я понимаю, — согласился Безмятежный, — а как иначе после таких кренделей? Но счисление-то, надеюсь, ты нормально вел? Давай-ка я проверю на всякий случай.

В этот момент послышался какой-то странный звук — не то шелест, не то свист, причем всем показалось, что это звук издает сам корпус. Одновременно поступил доклад об уменьшении глубины и скорости. Произошла мгновенная перебранка с электромеханиками, которые клялись, что обороты держат, как приказано. Рули глубины также оставались в прежнем положении.

— Интересно, что это под нами скребется, и почему мы всплываем? — поинтересовался Безмятежный.

— В океане еще много непознанного, — осторожно заметил штурман, и в этот момент лодка замерла.

— Глубина? — запросил командир.

— Нет глубины! — честно ответили ему.

— Тогда глуши! — распорядился Безмятежный и минуты две вглядывался в карту. — Ладно! — наконец решил он. — Трубу наверх! — И когда перископ был поднят, привычно повис локтем на левой рукоятке, правую крепко ухватил в кулак и прильнул к окулярам. Находившиеся в центральном посту не видели его глаз, но заметили, как по спине пробежала легкая, трепетная волна. Безмятежный долго топтался, держась за рукоятки, поворачиваясь и громко сопя. Потом оторвался и кивнул старпому: «Погляди-ка, Плюшкин, на эти чудеса!» Старпом, привычно расставив ноги, ткнулся в окуляры, и тут же ЦП огласил громкий матерный вопль, а старпом отпрыгнул от перископа, словно его шибануло током.

— Вот такие дела, моряки, — удостоверил Безмятежный. — Ну пошли наверх.

— Отдраить рубочный люк! — машинально скомандовал старпом и двинулся вслед за командиром.

Поднявшись наверх, Безмятежный первым делом закурил папиросу и только потом отворил глаза. Вечернее, но все еще жаркое Солнце ударило по зрачкам, но постепенно пейзаж начал прорисовываться. Лодка стояла на ровном киле, и палуба местами уже покрылась сухими пятнами.

— Пора бы покраситься, — машинально отметил Безмятежный, оглядывая потеки ржавчины, и поднял бинокль.

Сильная оптика приблизила горы, поросшие низкой зеленью, красивый белый город невдалеке, желтый пляж и загорелые тела. Часть тел уже застыла, с изумлением разглядывая вылезший из пучины грозный корабль, а другие еще только начинали шевелиться, встревоженные окружающим волнением.

— Давай сюда штурмана! — Безмятежный передал бинокль старпому, снял пилотку и пригладил волосы.

— Штурмана наверх! — заорал старпом таким голосом, что присевшая, было, на палубу чайка от страха нагадила.

— Ну, флотоводец, — спросил Безмятежный вмиг появившегося Буратино, — и куда же ты нас привез, Сусанин гребаный?