В море, на суше и выше...

— Нет, это не спирт! — удостоверился минер, понюхав склянку. — Эта, пожалуй, водка. Ты зачем водку в банке держишь?

— Где же ее держать? — меланхолично осведомился капитан-лейтенант.

— А еще вообще держать не нужно! — разгорячился минер. — Не для того она делается, чтобы ее держать!

— Понимаешь, это не совсем водка, — Сипунов отвел руку приятеля.

— Поддельная, что ли? — упрямый минер все же дотянулся до сосуда и вторично обнюхал склянку.

Пришлось пуститься в объяснения. На протяжении длительного доклада, включавшего собственные, невнятные соображения о судьбе человечества, а также отдельные повествования об участи тлинкитов и гидрографов, друг-минер то впадал в задумчивость, то вставал и нервно перемещался по маленькой каюте, то грязно ругался, а единожды забормотал не то молитву, не то статью из Корабельного устава.

— Теперь ты все знаешь, — закончил Сипунов, — можешь пить, если все еще охота.

— Охота! — ответил не до конца поверивший минер и, скорчив рожу, несколько раз от души хлебнул. — Ох! — он подергался телом. — Правильный эликсир! Врешь ты, как обычно! Ну, ладно, спасибо! И угостил, и распотешил! Тебе бы книжки писать! Я чуток оставил. Пойду, утром увидимся.

Но увиделись они раньше. Минер явился с окосевшими глазами, сел на диванчик, закурил и некоторое время переводил мутный взгляд с банки на Сипунова и обратно.

— Значит, кайфа не будет? — с трудом выговорил приятель.

— Я же тебя предупреждал! — поморщился Сипунов. — А прочие ощущения соответствуют?

— Соответствуют, — подтвердил минер, вылил остатки эликсира на голову Сипунову и убыл, не прощаясь.

Капитан-лейтенант вытер голову полотенцем, грустно сказал: «Нет пророка в своем отечестве!» и решил некоторое время не навещать вождя.

В тот же вечер старпом, сидя в каюте замполита, за чаем, нажаловался на появление Сипунова в нетрезвом виде.

— Как так? — удивился политработник. — Я его уже два месяца ставлю в пример. Он и раньше-то особо не злоупотреблял, а в последнее время...

— То-то и оно! — старпом звякнул стаканом. — Я почему волнуюсь? Когда человек пьющий, тут все понятно. Когда непьющий — оно, конечно, странно, хотя тоже случается. А, вот, когда малопьющий становится совсем непьющим, а потом опять возвращается в исходное, вот это уже тревожно! В такой, мать его, ситуации не знаешь, чего от него ждать.

— Да, — согласился замполит, — я всегда говорил, что постоянство есть залог спокойствия.

— Ну и что делать будем? — старпом со всхлипом втянул в себя чай. — Ждать, пока он чего-нибудь выкинет?

— А мы его в командировку ушлем! — придумал замполит. — Вырвем на время из нашей среды. А там видно будет. Сегодня как раз пришло указание укрепить воинскую дружбу кораблей и береговых частей. Пошлем Сипунова, пусть укрепляет.

— В процессе укрепления и святого можно споить до синевы! — резонно возразил старпом.

— А мы его пошлем на остров Проклятый, — нашелся комиссар, — говорят, жуткое место, водку завозят редко и даже брагу ставить не на чем. И потом — все будет подальше от глаз.

— Ну, что же, — старпом пожевал правый ус, — давай попробуем. Командир, я думаю, возражать не станет.

Вопрос решился мгновенно, и уже через день Сипунов обнаружил себя на клочке суши, окруженной со всех сторон соленой водой. Встретили его со всем возможным гостеприимством и, несмотря на помянутые замполитом трудности, расстарались изготовить для гостя праздничный напиток из каких-то подручных средств. Сипунов, которому после индейского эликсира уже все было нипочем, не стал кочевряжиться, и вечер прошел весело и, что удивительно, весьма пристойно. Однако на утро капитан-лейтенант, сославшись на слабость почек, вежливо, но твердо от предложения отказался. Пытались уломать гостя, но тщетно. На третий день отступились от странного моряка и предоставили Сипунову заниматься чем заблагорассудится. Две недели командированный охотился, ловил рыбу, читал старые журналы, вел себя просто, доброжелательно и всем полюбился. Провожали его с искренним сожалением.

А пока Сипунов крепил боевую дружбу, на материке произошли события важные и удивительные. Всякое благо должно проникать в мир постепенно, украдкой и обязательно с оглядкой. Украдка и оглядка позволяют своевременно притормозить, а то и прекратить внедрение блага, если при ближайшем рассмотрении оно оказывается пакостью. А Нуль Глубин за время своего затворничества трансформировался в личность романтическую, следовательно, безответственную. Впрочем, ошибка была совершена в самом начале.