В море, на суше и выше...

С этого дня жизнь одинокого вождя пошла путем извилистым и странным. Жора рассудил, что в его теперешнем положении Евро-Азиатского вождя выполнять прежние служебные обязанности обременительно и не по чину. Требовалась свобода, досуг и уединение. Он устроился смотрителем небольшого маяка и поселился в избушке, что стояла неподалеку. Жора был человеком последовательным и дело всемирного объединения определил, как задачу завтрашнего дня, решив для начала целиком сосредоточиться на борьбе с пьянственным недугом. Проанализировав историю вопроса, он пришел к неутешительному выводу: что с людьми не делай, — они все равно пьют. Значит, нужно измыслить напиток, который по всем показателям будет удовлетворять потребителей, не смущая при этом рассудок. Требовалось исходное сырье для опытов и Нуль Глубин соорудил аппарат оригинальной конструкции. Скоро избушка маячника сделалась местом притяжения обитателей полуострова. Жору несколько смущало, что он использует людей в качестве подопытного материала, но утешал себя тем, что они идут на это добровольно и при этом отчасти приобщаются к тлинкитско-гидрографическим таинствам. К тому же благодарные приходимцы доставляли все необходимое для научной работы — химическую посуду, необходимые ингредиенты, продовольствие, дрова и ограждали от посягательств невежественных властей. Постепенно Жоре удалось довести напиток по органолептическим показателям до параметров казенной водки. Но главная задача оставалась нерешенной — эликсир, как называл свое изделие Нуль Глубин, приводил-таки к опьянению.

Сипунов спустился в распадок как раз в момент острого научного кризиса и сумел вдохнуть в Жору новую надежду. Они быстро подружились и разделили обязанности. Нуль глубин ставил опыты, а капитан-лейтенант штудировал специальную литературу и намечал новые направления поиска. Посетители вскоре привыкли к тому, что кроме тронутого самогонщика в избушке частенько сиживает задумчивый морской офицер. Однако все труды оказывались тщетными, водка меняла вкус, цвет, вязкость, но продолжала шибать в голову. Любой экспериментатор упал бы духом, и Нуль Глубин в тоске стал сам прикладываться к реторте, ибо поселилось в его беспокойной тлинкитской душе пагубное сомнение в способности усовершенствовать мир. Сипунов, также ощутивший спад пассионарности, все чаще подумывал, не бросить ли эту затею и не вернуться ли к безнадежной ясности скептицизма?

Однажды Нуль Глубин изготовил очередную порцию эликсира, отведал, залил в банку и со вздохом надел на голову перья. Сипунов придвинулся к очагу, хорошо зная, что будет дальше. Вождь измазал краской лицо, напялил черную морскую плащ-палатку, расписанную кабалистическими знаками и ударил в бубен.

— Локсодромия! Ортиодромия! — орал он, прыгая вокруг банки и стуча в бубен. — Референц элипсоид! Первый вертикал!

— Здорово его шарахнуло в этой самой «Макаровке»! — с жалостью подумал Сипунов. — Ишь, корежит как!

Вождь, помянув напоследок проекцию Гаусса, еще раз пригубил напиток и дал попробовать Сипунову. Тот нехотя отхлебнул. Вождь закурил длинную трубку и уселся, пуская дым, покачиваясь и продолжая что-то бормотать.

— Нет! — Сипунов поднялся, — опять ни черта не вышло. Он протянул руку и, не глядя, взял с алюминиевой тарелки соленый огурец. — Иди-ка ты, прогуляйся по бережку, проветри свои индейские мозги.

Вождь вздохнул, вытащил из-под кожаной рубахи амулет с изображением таинственной линзы Френеля, поглядел на него, в сердцах рванул шнурок и забросил амулет в угол. Потом влез в резиновые сапоги и толкнул дверь. В дом ворвалась дождливая ветреная ночь.

— Не свернул бы себе шею, — подумал Сипунов. — Однако, что же нам делать?

Он покосился на чучело крокодила, на связки сушеных летучих мышей, гирлянды трав и сушеных грибов. Все уже было испробовано. На дворе послышался ленивый лай, потом в дверь постучали, она приоткрылась, и в избушку проскользнул кот, а за ним в проем вдвинулся блин зеленой пограничной фуражки, и широкоплечая фигура в мокром плаще, пригнувшись, грохнула тяжелыми сапогами.

— Приветствую тебя, о Нуль Глубин! Мой вождь — отважный майор Глюкин, защитник рубежей, послал меня, своего воина за волшебным эликсиром... — монотонно забубнил вошедший, — в дар же тебе наш великий майор посылает канистру бензина, — при этом солдат поклонился, автомат, висевший на плече соскользнул и, ударившись об пол, выпустил очередь, едва не прикончившую кота.

— Придурок! — заорал Сипунов. — На предохранитель нужно ставить!

— Ой! — испугался гость. — Виноват, товарищ капитан! У него, когда зацепишь, спуск клинит. А где вождь?

— Ушел на тропу войны! — огрызнулся Сипунов, пытаясь успокоить мелко дрожавшего кота. — В башке у тебя клинит!

— Виноват, товарищ капитан! — повторил солдат. — А только великий майор Глюкин приказал, чтобы я без эликсира не возвращался. Сказал, если не принесу, отдаст меня на съедение этим... как их... диким койотам. Он, ведь, товарищ моряк, такой, он отдаст...

— Слушай, — спросил Сипунов, — а ты, что, тоже индеец?