Родителей он не знал и воспитывался в семье тетки, которая про мать еще кое-что рассказывала, а про отца то ли сама знала немного, то ли не хотела говорить. Закончив школу, приемыш поехал в Ленинград поступать в училище им. Адмирала Макарова. Жора хотел стать штурманом, но в очереди на подачу документов познакомился с бойким земляком, и тот уговорил его подать заявление на гидрографическое отделение, красиво расписав престижность морских наук. Советчик этот недобрал на экзаменах баллов и вернулся домой, Жора последующие шесть лет носил грубые суконные штаны с клапаном вместо ширинки. В то время считалось, что гидрограф должен быть моряком универсально образованным, и в программу обучения включалось огромное множество предметов, начиная с навигации и кончая силовыми установками. Среди них был и такой, как «Средства навигационного ограждения», то есть описание маяков, знаков и прочих устройств без которых не обходились еще древние финикийцы. Все знают, что такое маяк, но не всем известно, что источник света помещается в специальный выпукло-ребристый фонарь, называемый линзой Френеля. Фонарь замечателен тем, что свет выходит из него параллельными пучками с наименьшей аберрацией. Впервые увидев линзу, Жора испытал внезапное волнение. Он любовался маячным фонарем, оценивал стройную логичность оптических формул, но при этом смутно подозревал, что в простом и полезном устройстве есть какая-то мистическая тайна, унесенная в могилу его создателем. Со временем другие заботы отвлекли курсанта Жору, но внутренняя перемена уже произошла и на комиссии по распределению он попросил определить его в организацию, занимающуюся установкой и обслуживанием навигационного оборудования. Это считалось делом куда менее престижным, чем экспедиции в теплые банановые моря, и комиссия, несколько удивившись, просьбу исполнила. Отправили Жору в буквальном смысле слова на край земли. И вот на этом самом краю Жора много лет занимался тем, что таскал на горбу по галечным и песчаным береговым откосам аккумуляторы и баллоны с ацетиленом, катал бочки с горючим, носил тяжеленные ящики с аппаратурой. Иногда приходила ему в голову мысль, а нужно ли было учиться шесть лет, чтобы заниматься этим? Но с другой стороны, где, как не здесь, имелся шанс раскрыть, наконец, тайну линзы Френеля?
Так продолжал он жить в трудах и размышлениях, постепенно освобождаясь от груза невостребованных знаний. На третий год обнаружил, что забыл таблицу умножения, но не слишком огорчился и даже испытал стыдливое облегчение. Он вообще стал рассматривать свою жизнь, как цепь неизбежных, закономерных явлений и каждое новое событие воспринимал с интересом, но без удивления.
Однажды в порт пожаловало с визитом американское гидрографическое судно, и Жора отправился поглазеть на заморских коллег. Взойдя на борт в числе прочих посетителей, он обратил внимание на широкоскулого офицера с лицом бронзового оттенка.
Офицер также уставился на Жору, причем с неприличным любопытством. Пока группа осматривала судно, широкоскулый шел следом, не упуская Жору из виду. Когда же экскурсия закончилась, он приблизился, представился на ломаном русском и пригласил к себе. Жора не стал отказываться. В каюте офицер снял фуражку, водрузил на голову убор из перьев, другой такой же нахлобучил на гостя и проделал несколько жестов, знакомых Жоре по фильмам. Жесты были неторопливы, сдержаны и благородны.
— Рад познакомиться, — ответил Жора.
— Я — вождь! — торжественно провозгласил американец. — И ты — вождь! Мы должны заключить союз!
— Я не вождь, — растерялся Жора, — я — гидрограф!
Услышав это, индеец издал гортанный возглас ликования, сорвал форменный галстук, расстегнул верхнюю пуговицу, вытащил блестящую золотую пластинку на тонком кожаном ремешке и передал Жоре. На пластинке был вырезан какой-то рисунок.
— Так хотят боги! — Американец закатил глаза. — Великий день для нашего народа!
— Псих! И как такого на службе держат? — Подумал Жора, но пластинку взял, чтобы не обижать больного.
А индеец, уловив недоверчивое сомнение, притушил недостойную горячность, предложил сесть и, коверкая слова, пустился в объяснения. Он оказался тлинкитом, то есть потомком обитателей крайнего американского Севера. Племя позаботилось, чтобы он получил хорошее образование, и парень после окончания колледжа поступил в военно-морское заведение. Вообще-то говоря, в моряки он не собирался, но тут выяснилось, что среди морских офицеров слишком мало индейцев, а гидрографов и вовсе — раз, два и обчелся. Администрация США, испугавшись, что ее упрекнут в расизме, предприняла решительные меры, и молодец очутился в Аннаполисе, штат Мериленд, где его стали нашпиговывать знаниями, от которых не так давно избавился Жора. Связи с племенем он не терял, им гордились и после окончания учебы избрали почетным вождем. Имя он себе выбрал соответственно занятиям и звучало оно, как Дирекционный Луч. Этого, конечно, индеец по-русски объяснить не смог, а просто сделал на бумаге набросок и Жора догадался, как зовут нового знакомого.