В море, на суше и выше...

Он встряхнул руками и, закусив от напряжения губу, стал делать плавные пассы над головами товарищей. Те иронично улыбались и украдкой переглядывались.

— Все, — сказал экстрасенс, вытирая салфеткой вспотевшие ладони. — Можете очнуться!

— Ничего себе! — ошарашено протянул Черноморец. — И, правда, ни в одном глазу!

— У меня тоже, — покрутил головой Североморец. — Ну, ты молодец! Здорово! Тебе бы в цирке выступать. А теперь, давай, возвращай нас скорее в исходное.

— Не могу! — Сипунов развел руками. — Этому еще не научился.

— Как так?! — с трезвым негодованием вскричал Североморец. — Это, значит, мы, выходит, зря пили, зря, получается, деньги только истратили? Возвращай, тебе говорят!

— Да не могу, братцы! — Сипунов только сейчас понял, что свалял дурака. — Честное слово, не могу. Я бы вам с чистой душой еще водки купил, да денег нет!

— А сам-то ты как? — Черноморец с надеждой пригляделся к Сипунову. — Смотри, он как был поддатый, так и сидит, гипнотизер хренов!

— А ну-ка, выйдем! — Североморец взял Сипунова за рукав. — Пошли, поговорим на свежем воздухе!

Разговор вышел настолько бурным, что привлек внимание проходившего мимо патруля во главе с майором трубопроводных войск. Быстро разобравшись в ситуации, он предложил нетрезвому Сипунову следовать за ним. Тот попросил разрешения высказаться. Майор оказался человеком спокойным и с любопытством выслушал сообщение, что все офицеры трубопроводных войск — мутанты, ибо были зачаты противоестественным способом, с применением запорной арматуры, посредством... Еще он выразил опасение, что мутация трубопроводных офицеров носит генетический характер, а значит будет отражаться на потомстве, которое тоже пойдет служить в сантехнические войска и станет задерживать ни за что бедных моряков.

— Вот за что я вашего брата люблю, так это за бойкость, — оценил его речь майор. — Вы оба свободны, а вас, — улыбнулся он Сипунову, — отпустить никак не могу. Мечтаю продолжить ученую беседу с вами в соответствующем месте, а именно — в комендатуре. Поверьте, редко случается встретить офицера столь красноречивого, да к тому же способного выражаться образно и возвышенно. Прошу следовать за мной и не надо пытаться бежать, мои бойцы живо вас поймают.

— Пошли! — сдался Сипунов. — Прощайте, братцы! Простите, что отрезвил вас, не рассказывайте знакомым. Это я не со зла. Увидимся! — И пошел почти твердым шагом впереди патруля.

— Едрена кочерыжка! Сколько лет, сколь зим? — заорал начальник гауптвахты, помнивший Сипунова еще курсантом. — Дорогому гостю — почет! Рассказывай, как живешь, где служишь?

Понятно, что после такого душевного приема содержание под арестом оказалось для капитана-лейтенанта не слишком тягостным. Компания подобралась веселая, интересная. К слову сказать, скучные, занудные люди попадают на гауптвахту чрезвычайно редко. И ничего удивительного. Для того, чтобы совершить нарушение, необходимо обладать определенной широтой взглядов, раскованностью и даже артистизмом. Досиживая остаток отпуска, Сипунов, в свободное от арестантских забав время, предавался глубоким размышлениям о своей жизни и судьбе России. Думы породили вывод простой и банальный до неприличия — во всех бедах виновата водка, изобретенная зловредными генуэзцами и распространившаяся на просторах отечества. Подобное грустное озарение рано или поздно посещает каждого. Сколько отважных умов это открытие повергло в ужас и бессильную тоску! Но не таков был капитан-лейтенант Сипунов! Он вдруг почувствовал, что со дна живота поднялось неведомое прежде светлое чувство, заполнило грудь, окрасилось решимостью и выплеснулось в радостном восклицании: «Водка — гадость!» Офицеры-арестанты побросали карты и принялись лупить в дверь, крича, чтобы немедленно позвали врача.

Отсидев на гауптвахте и возвратившись в базу, Сипунов эсминца своего не обнаружил. В штабе ему сообщили, что корабль переведен в одну из бухт Полуострова.

— Зачем? — не по-военному удивился офицер.

— Для освоения пункта маневренного базирования! — наорали на него. — Отправляйся! — и добавили уже мягче:

— Не переживай! Там городишко небольшой имеется, а в нем ресторан, все же — цивилизация. А к зиме назад вернем.

Сипунов, меняя виды транспорта, пустился в путь и наконец-то воссоединился со своей ратной семьей. Гражданская же семья, а именно, жена, осталась в Ленинграде у родителей. Надоело жить на краю земли и в мороз бегать по нужде в деревянную будку во дворе.

Добравшись до эсминца, Сипунов устроил по обычаю холостяцкую пирушку, не поскупился на угощение, но за весь вечер даже не пригубил спиртного. Сначала над ним посмеивались, потом стали бранить и, наконец, перестали обращать внимание.

Но прошло время, и сообразили, что дело-то серьезное! И вот что удивительно — бросил человек пить, — так порадоваться бы за него, а тут наоборот возникала тревога, появились сомнения в годности к дальнейшей службе.