В море, на суше и выше...

Желающих куда-то переться в мороз естественно не нашлось, и матерый каплей, проклиная малодушных собутыльников, стал утеплять себя перед неизбежной схваткой с заполярной стихией: вниз — нательное шерстяное белье подводника, затем — водолазное белье из верблюжьей шерсти, а сверху — резиновый КЗИ. При этом он совершал топтательно-круговые движения на свободном пространстве комнатки, чем вызывал у наблюдающих этот медвежий танец шалопаев дерзкие смешки и ядовитые реплики. Стремясь набросить на свои плечи верхнюю часть резинового комбеза, Байдак странным образом запутался руками в его складках, согнулся в древнерусском поясном поклоне и с заломленными назад верхними конечностями уткнулся головой в стену над знакомой коечкой.

А, уткнувшись, начал медленно сползать. Однако, сползши до какого-то уровня, резким движением кряжистого тела оторвался от стены, но не удержал равновесия и вновь уткнулся... и вновь начал сползать. Так повторилось несколько раз.

Наконец тело ночного мотоциклиста неподвижно застыло в прежнем «Г-образном» положении.

— Может он сдох? — спросил гость-лейтенант.

— Да нет, спит собака, — по-доброму ответил Казик, — пусть спит, а то уже всех задолбал.

Некоторое время сидели молча.

— А это что за «фигура умолчания»? — весело спросил ввалившийся с ночного мороза 36-летний балагур-штурман — красивый поджарый брюнет с ассирийской бородой.

— А это — полярный исследователь Пири, — в тон ему устало пошутил Казик.

— О! Тю-тю, Юрочка! — заглянув в лицо спящему воскликнул штурман и, обхватив руками его бедра, сделал несколько нескромных движений тазом. — Не снял никого! — объяснил он окружающим свою игривость, — вот и пришлось переться в казарму.

— А, кстати, почему это Байдак не падает? — озадачился навигатор и, вновь подойдя к «фигуре умолчания», принялся ее рассматривать.

Оказалось, что действительно спящий Юра, сползая по стене, всякий раз цеплялся скальпом за вбитый без шляпки гвоздок, на котором висела милая сердцу Петрова «Меланхолия» — три маленькие кровавые дорожки теперь уже проявились на беленой стене. Дорожки располагались строго параллельно и столь же параллельно им свисала тонкая нить слюны из приоткрытого рта «человека-легенды».

Вновь потревоженный лекарь не нашел у снятого с гвоздя и продолжающего дрыхнуть Байдака ничего страшного, вылил ему на башку остатки спирта с тараканьими останками и, чертыхаясь, ушел спать.

 А бойцы закурили и, рассевшись вокруг так и не рассупоненного капитан-лейтенанта Байдакова Ю.С., затянули в сопровождении обернутой в бумажку расчески:

Когда усталая-я подлодка
Из глубины идет домой...

Средиземка

«Средиземное ночью... Впервые.

Лицо покрыто пепельной маской соли, царапины на руках напоминают о себе легкими укусами, мокрая одежда пахнет незнакомо, но по-простому приятно... и все это при каком-то особенном, восторженном смятении души. Зачарованный разум не слышит привычных буднично-трезвых сентенций, жадно впитывая теплый, треплющий волосы и стегающий лица солью средиземноморский ветер.

И как в религиозном экстазе, напряженно смотришь на непривычно яркие южные звезды, гладишь пальцами влажную сталь рубки, стараясь как можно полнее впитать в себя торжество темно-звездного мерцающего безмолвия и могуче-бескрайней красоты сказочного теплого моря!»

Лейтенант-штурманенок поставил восклицательный знак и, упав головой в ворох исчерканных им бумаг, моментально заснул.

Лодка который час шла в кильватерной колонне кораблей средиземноморской эскадры, и ее экипаж все это время имел редкое счастье наслаждаться «Готовностью два, НАДВОДНАЯ», а проще говоря, дышать свежим морским воздухом, свободно гуляющим по отсекам.

Грузный седеющий штурман сполз с «моста» и, втиснувшись в рубку, первым делом глянул на прямую линию курса, а затем автоматически прочел каракули штурманенка.

Перечитал, удивленно поглядел на спящего, хмыкнул и, буркнув: «Надышался, салага», проследовал в кают-компанию, куда уже потянулись «принимать пищу» офицеры его смены.

Заглянувший вслед за ним в рубку и попытавшийся из любопытства тоже прочитать написанное, не по годам шаловливый комдив-3 сразу же запутался в малознакомых словах и совсем незнакомых словосочетаниях, а потому, треснув спящего по башке, убежал в кают-компанию, откуда вскоре донесся его дежурный вопль: «Картошки и мослов!»

Лейтенант от шлепка обалдело подскочил и несколько секунд смотрел перед собой, ничего не соображая, затем, придя в себя, выглянул в «центральный», после чего неторопливо изорвал и выбросил в корзину черновики, а чистовик аккуратно сложил и спрятал в нагрудном кармане.

Через два часа лодка вновь погрузилась.

А всплыла через полтора месяца уже за Полярным кругом.

«Чистыми руками» (сюита)