В море, на суше и выше...

Два «кондора» идут домой. Позади десять дней беготни по камушкам. Тридцать два узла. Знаете ли вы, что такое тридцать два узла? На крейсере на такой скорости можно спокойно играть в кают-компании в бильярд, поглаживая пальцем шары (на столе!) и согревая в ладони бокал мадеры. Или хе-ре-са. А в бокале вольготно плещется, например, таракан, и лицо такое холеное и невозмутимое. И у таракана тоже. Но это крейсер. Кто их в нашенские времена в море видел? Так, сутки — другие...

Тридцать два узла на катере — это совсем по-другому.

Это суровая песнь о желудке наизнанку. Это нарисованные на истыканной морской карте два современных русских рубля при попытке поставить карандашную точку. Это, наконец, азартная рожа мичмана-командира, который хочет пройти лоцманскую станцию первым. Дальше все равно надо сбавлять, так как оперативный иногда не спит. Но от Круглого мыса до лоцманского островка традиционное возвращение в базу происходит по стандарту «формулы-1». Только шуба заворачивается.

Свою УКВ занимать рискованно и мичманюги сидят на 16-м, веселя всех желающих. Собственно, орет только Лысый, потому что Квелый прикусил на вибрации язык и затих. Брызги там и сям...

Потом Лысый расскажет, что у Квелого катер на две тонны легче, команда у него жрет больше и на границе был меньше, значит, живности на брюхе меньше наросло, и так далее. Не-а. Дело в том, что Лысый ссыт. Боится смыть лоцманов, рассмотрев там у них довольно богатую по здешним меркам яхту.

А вот Квелому плевать. Он стар, пенсионер, с квартирой. И в море больше идти некому. Так что по фигу ему лоцмана. Пусть купаются. А потом свой «пайлот» на ручках обратно на воду сносят. Семеня ножками. Жалобку настрочат... Пусть. Зато он — первый.

Ошвартовались. НШ бригады звонит в дивизион, там дивизионный штурман.

— Приехали твои сундуки-то?

— Так точно!

— Ну... и кто первый?

— Мягков...

— Передай комдиву: пусть немедленно берет этого старого козла, мою машину, краски, шила сколько поднимет и дует к лоцманам — там яхтой какого-то бургомистра каких-то земель снесло волнолом. Он у них, понимаешь, полностью бетонный. Был. Не уладит — пусть оставляет им Квелого. В рабство! Чтоб сам, гад, яхту и восстанавливал. Шумахер хренов!

Так-то вот. Думается мне, что командиры атомных крейсеров в ВМФ в основном не из матросов. И это хорошо. Подставьте в рассказанную историю вместо катеров «Петра» и «Нахимова» — и прощай, Североморск. А все-таки, тридцать два узла — это классно!

Эсминцы УРО и тяжелый невроз

И понаехало к нам людей...

— Это — не люди.

— А?

— Людей флот не отдаст. Эти флоту не нужны. Это — балласт, от которого флот опорожнился. Прямо нам на маковку, с огромным вздохом облегчения...

Два флагмана — артиллерист и минер, представляющие в данной экспозиции штаб бригады МЧПВ (Морское Чудо Просит Выпить), сидели в припаркованной у КПП бригады «копейке» ствола и мрачно разглядывали огромную по здешним меркам толпу офицеров несметного количества вышестоящих управленческих органов, возжелавших поковыряться в системе охраны границы на море и заодно в нервной системе командира бригады по причине начала стратегических командно-штабных учений — действа, известного лишь небольшому числу погранцов по военно-морской академии.

Огромное большинство этих скорбных птиц перелетели с флота из-за сокращения, еще носили флотские погоны и имели в головах вероятным противником почему-то эсминцы УРО типа «Льютенс» ВМС ФРГ. Им, вероятно, снилось, как в темени ночи злобные стаи эсминцев УРО под командованием самого старика Гюнтера окружали государственную границу Российской Федерации на море и, глотая слюну, кровожадно глядели на молодую рассейскую демократию. И ужасающе светились в ночи яркие глаза лазерных дальномеров... Среди ночи подскакивали капразы и капдвазы, и громко произносили перепуганным женам строки из детской книжки «Командные слова» наизусть. Меня как-то поймали два таких капраза и сказали: «Та-ва-рищ старший лейтенант, вы кто?». «Кто в пальто, конь? — подумал я, — или, например, член?» Тем более, что и то, и другое где-то соответствовало истине, и я действительно был в пальто, как и капразы.

Неправда, что военный что думает, то и говорит. У него просто эти два процесса никак не связаны. Они параллельны и, по школьному определению, не пересекаются. Поэтому бывает, что офицер что-то думает, и в то же самое время что-то говорит, и по теории вероятности содержание может совпасть. А если учесть, что темы и для того и для другого всего-то — служба и женщины, то совпадает часто, и очень часто нас неправильно понимают. И дабы пресечь позорную традицию я сказал: «Я — офицер Федеральной Пограничной Службы Российской Федерации, срок действия контракта по пункту «А» истекает через два месяца и пять дней, старший лейтенант Одуванчиков И.М.». Громко и отчетливо. «Наглец, — сказали капразы, — но так как услать тебя на службу в Дальние Санкт-Епенищи мы тебя до конца контракта не успеем, доложи-ка нам состав и возможности вооружения эсминца УРО ВМС ФРГ типа «Льютенс».