В начале – муравей. Поэты Литвы в переводах Георгия Ефремова

Механический ангел – не слишком трудная должность:
Молнии направлять, разживаться вином и хлебом,
Глядеть за окно, где пожар перебегает по стенам,
Беседовать с лампами о былых временах.

Механический ангел – не слишком трудная должность:

Раз в столетье подбрасывать пищу химерам на башне,
Двигаться медленно, чтобы металл не звякал,
Озябшие кариатиды укутывать мглой.

Механический ангел – не слишком трудная должность:

Двери замкнуть, не впускать в помещения Гибель,
А если войдёт, указать на спящего брата,
Пусть убедится: души за ним нет.

Прекрасный день

Апельсины и глицинии,
Слёзы южные – лимоны.
Нескончаемые линии,
Неумолчные пилоны.

Время древнее, укромное.

Смерть живую воду пьёт.
Сердце Божие огромное
С неба скатится вот-вот.

На опушке тени веские —

Только шорох, только скрип.
В море облака ловецкие
Рады переплясу рыб.

Кубок подняла Лукреция,

Так наивна и невинна!
И язычница Венеция
Ждёт пророчества – дельфина.

Сон

Слушателей заполняет камнеподобная тьма, словно душу допотопного ящера, вмурованную в глубины геологической эры. Статуи о размере залы гадают по одному лишь голосу, который отдаётся в пространстве, переродившемся в дремлющий слух. Нержавеющие соловьи виснут над их головами в ожидании очереди.

Когда голос начинает вещать о «зоне, где горизонтальные проекции зримых и осязаемых контактных сил разнонаправленны», Вулкан наносит удар пламенною рукой, голос рвётся как нить, зажигаются светильники и светила, соловьи запевают стальными колоратурами на седьмых небесах, и статуи, разбужены светом, принимаются декламировать посреди пространства, нежданно зрячего:

От молний меркнет адская идея,
Меж интегралов не найти корней,
Но из корней восходит орхидея
И освещает мир огня верней.

Лист

С чёрной ветки, с выси непреклонной
В этот мир слетает лист зелёный.

Пущенный по ветру лёгким богом,

Лист плывёт в сиянии глубоком.

У него и губы, и глаза.

Всё поймём, о чём и знать нельзя:

Погляди, вверху не сыщешь вех.

Будь как лист, хоть ты и человек.

Офелия

В детстве
Я не хотела учиться плавать,
Плакала,
Укусила за руку няню.

Когда принц оттолкнул меня,

Я упала с обрыва
И никогда бы не выбралась,
А теперь —
Плыву на спине
Посреди облаков и трав,
И пою от нечего делать.

Зябкое утро.

Помню слова каменного мыслителя:
Космос движется к мерзлоте,
Бог погибнет от холода.

Как-то ночью пою

И плыву мимо цыганских костров.
Плясуны подбежали
К реке,
Тут же уловили мелодию
И подхватили хором.

Такое течение,

Что никогда не достигну берега.
Уже слышно ревущее море.

Надеюсь, учитель не ошибался:

Земля действительно круглая,
И через много лет,
Украшенная соляными кристаллами,
Я вернусь по воде в Эльсинор.

Если правду сказали цыгане,

Что принц скончался от яда,
Тогда я забуду, что научилась плавать,
И брошусь в реку.

Альбинас Жукаускас 1912–1987

Они прекрасны, но непостоянны