Читаем В начале пути полностью

Всё кончается в этом мире. Закончилась, наконец, и война. Вернулись в Ленинград. Демобилизовался и Иван Илларионович. Мальчики подросли, но добра в эвакуации не нажили. Школа была затрапезная. Дисциплину держать было некому. Знаниями тоже не перегрузили. В общем, надо было где-то доучиваться. Выбрали техникум им. Мухиной (бывшее училище Штиглица, который иначе и не называли). Сразу после поступления туда учреждение перепрофилировали в ремесленное училище. Даже среднего образования не получалось. Старший, Гена, учился на краснодеревщика, младший – на лепщика-модельщика. Гена оказался талантливым, его быстро приспособили к реставрации музеев, которые сильно пострадали в войну. Все было бы терпимо, да пожилые работяги наряду с ремеслом приучили и к рюмке. Это комментариев не требует.

Младший, Володя, поболтался некоторое время в люльке снаружи зданий на холоде и решил поменять профессию. Он поступил на вечернее отделение ВГИКа. Факультет был, по всей вероятности, операторским. Там было много фотографии, а она, по тем временам, была в большой зависимости от химии. Володю долго не призывали в армию, но все же служить пришлось. Он попал в топографическую службу в Забайкалье. Там и нафотографировал вволю. Снимки посылал Ане на целину, а позже ей же сделал великолепные микрофото для диссертации и на защиту, вроде теперешних презентаций. Во время возвращения со службы его эшелон тоже проходил через Пермь. Кузина, для которой он был тоже всегда двоюродным братом, пыталась оставить его на Урале, но для коренного ленинградца это было немыслимо. Так сорвалась вторая попытка помочь родному семейству. Позднее он рос по службе и был в какой-то комиссии по распределению химических заводов по СССР. Он спас Пермь от очередной отравиловки в виде свинцового завода, а то там своих было мало.

Глава семьи пришел с войны с ранением в грудь, очень долго лежал в госпитале, но всё же справился. Сорокапятилетняя Верочка, у которой в блокаду прекратились месячные и более не возобновлялись, почувствовала некоторую неловкость в животе. Подождав ещё немного, не пройдет ли само, обратилась к врачу и услышала: «беременность, месяцев 5». Здрасьте! Жалобы и слезы не помогли. Родилась Наташка. Детей стало трое. Комната одна, двадцатиметровая, в коммуналке на Петроградской стороне, где ютились ещё три семьи и непонятно где – мать-одиночка с мальчиком, изгнанная родными из своей деревни. Над ней, как могли, глумились (а скорбные духом, особенно алкоголики – большие мастера на это).

Забегая вперед, надо сказать, что ничего путного из детей населения Вороньей слободки не вышло. Мальчик-изгой делал уроки на перенаселенной кухне, в буквальном смысле, на коленке. Мать билась как рыба об лед, чтобы заработать копейку. У её дальних родственников-алкоголиков, проживавших тут же, была четырехлетняя умственно отсталая девочка, гроза всей квартиры. Очень любознательная, она слышала все разговоры жильцов и потом громко их пересказывала в коридоре, изображая телефон. Частенько хозяйки обнаруживали свое белье в ванне общего пользования, которая располагалась в коридоре и служила вместилищем для всякого мусора. Пролетарии пренебрегали таким пережитком прошлого, как ванна, и пользовались общественной баней. Девица обычно собирала своё и чужое грязное бельё и замачивала его без разбора. Угомонить деятельную особу было совершенно невозможно.

Комнаты в старом доме шли анфиладой. Перегородки были тонкими, поэтому все жили во всех комнатах одновременно. В кухне была одна дореволюционная чугунная раковина, эмаль с которой давно слезла, и на месте решетки слива много лет стояла продырявленная консервная банка. Жильцы и представить не хотели, что можно в складчину купить новую. Электричество стоило 4 копейки киловатт. В коридоре, в туалете и на кухне висели по 4 лампочки, и население зорко следило за пользованием только своей. В начале 50-х был проведен газ. Плита на 4 конфорки тут же была поделена, и боже упаси, чтобы кто-то зажег не свою. На всякий случай ставили ведро с мытой посудой и кипятили её часами на своем месте, чтобы другие ненароком не заняли. Вера писала на Урал родственникам:

– Вы не представляете, какое это удобство.

Первым ушел из дома Володя. Он женился, и ценой невероятных усилий родня скинулась и выделила деньги на первый взнос в один из первых кооперативов. Дом был пятиэтажкой, типа «придешь домой пьяный – не упадешь». Прихожая была вместимостью в один квадратный метр. Одеваться зимой лучше было на лестничной площадке. Но это был уже свой дом.

Гена женился позже, к восторгу мамы, на партийной активистке. Когда приехавшая в гости Аня обратила внимание на неестественное поведение невесты, Вера возмутилась:

– Ты с ума сошла! Девочка – член партии. Она член пленума райкома! Она участвует в выборах! − В ответ ей было сказано, что именно это всё и наводит на сомнение. Вразумить будущую свекровь не удалось. Позже она писала родственнице:

– Дорогая моя! Каждый день тебя вспоминаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги