В неге объятий

Каждый день они продолжали неукоснительно работать в мастерской, но Антонио так и не удавалось поймать то, что он хотел. Смятые наброски, итальянская брань… Старательно скрывая свои сомнения, Лаура Бэт спрашивала, не надеть ли ей что-нибудь особенное, но Антонио каждый раз отвечал, что джинсы его вполне устраивают. А еще через день в художнике взыграла горячая южная кровь, и планшет отправился в мусор, а Лаура Бэт не на шутку испугалась.

Но боялась она не Антонио. Она отлично понимала, что он не причинит ей вреда, да и ярость его была направленна не на нее, а на себя самого. Он не мог сосредоточиться и поймать желаемый образ. Да и непостоянство и экспрессивность казались ей частью широкой натуры художника. Боялась она того, что он может все бросить и велеть ей уехать.

И от одной этой мысли болезненно сжималось в груди сердце. Так что на следующий день, в субботу, она улыбнулась, сказала, что они встретятся уже в студии, и, не отвечая ни на какие вопросы, пошла к себе.

Неторопливо уложив волосы, она накрасилась, надела купленные Констанцо черное платье и шпильки. Спустившись в мастерскую, она глубоко вдохнула, расправила плечи и, слегка вздернув подбородок, пошла к кушетке.

Когда же Антонио наконец повернулся, несколько секунд он просто изумленно ее разглядывал, а потом схватил карандаш и бумагу, мгновенно взявшись за дело. Лаура Бэт ничего не понимала в освещении и перспективе, так что она просто стояла у окна, стараясь думать о чем-то серьезном, чтобы он смог поймать тот задумчиво-отстраненный взгляд, о котором все время твердил. Она отлично понимала, что чем скорее картина будет готова, тем скорее она отправится домой, и что, одевшись так, чтобы подстегнуть его вдохновение, она лишь ускоряет свое возвращение, но все это ее сейчас совершенно не волновало. Она просто хотела помочь, совершенно не заботясь, будет ли это величайшим свершением ее жизни или нет. Сейчас важен лишь Антонио и его стремление вернуться к прошлой жизни.

И если судить по тому, как порхает по бумаге карандаш, у нее получилось. Она наконец-то дала своему мужчине то, о чем он мечтал.

Своему мужчине.

Лаура Бэт с огромным трудом поборола желание закрыть глаза. Хочет она того или нет, но он действительно стал ее мужчиной, а она его музой. Но совсем скоро он велит ей уходить, потому что свято верит, что Гизель была любовью всей его жизни, и даже теперь, когда ее больше нет в этом мире, он не хочет другой любви.

Ее же чувства ничего не значат.

Сорок минут спустя Антонио наконец отложил карандаш, только сейчас осознав, что заставил ее слишком долго неподвижно стоять.

– Прости, cara.

– Все в порядке. – Улыбнувшись, Лаура Бэт повела плечами. – Тебе наконец удалось поймать то, что ты хотел?

– Да. – Ему безумно захотелось ее поцеловать, но он все же сдержался. Похоже, ее самоотверженность никогда не перестанет его удивлять. Она едва ли не целый час простояла неподвижно, даже почти не моргая, и, более того, сумела понять, что ему нужно, когда он сам этого не понимал.

Повернувшись к столу, Антонио принялся рыться в старых набросках, хотя теперь, когда он нашел то, что искал, они уже не имели никакого значения. И все это благодаря Лауре Бэт, благодаря тому, что она сумела установить те связи, которые у него самого отследить не получилось. Прическа, платье и туфли помогли поймать то ощущение, что пришло к нему в галерее, а все остальное было делом одной лишь техники.

– Спасибо, что догадалась надеть платье.

– Да не за что, но не забудь еще о прическе и туфлях, – улыбнулась Лаура Бэт, но в ее словах ясно слышалась грусть. Да и неудивительно. Все, что они делали, было неразрывно связано с ним одним. Ее же проблемы и трудности как были, так и остались.

Осознав, как сильно он у нее в долгу, Антонио подошел к Лауре Бэт и осторожно взял за руку.

– Ты замечательно выглядишь. Позволь свозить тебя куда-нибудь пообедать.

– Это не обязательно.

– Но я настаиваю. Дай мне только десять минут, чтобы одеться.

– Все в порядке, тебе не обязательно меня благодарить.

– Можешь сесть за руль, – улыбнулся Антонио.

– А у тебя и здесь есть «ягуар»?

– Нет, только «ламборгини».

– Бог ты мой! – воскликнула Лаура Бэт, прижимая руки к груди. – Ну разве можно устоять перед таким предложением?

Быстро добравшись до ближайшего городка, они отправились в его любимый ресторанчик со столиками на улице, где заказали салаты и закуски, но и на этот раз Лаура Бэт отказалась от хлеба.

– Ты же беременна, – покачал он головой. – Тебе положено набрать немного веса.

– Да, но это еще не значит, что я обязана превращаться в ходячий кусок сала.

– Твоя манера речи постоянно напоминает мне о детстве, – рассмеялся Антонио.

– Ты серьезно?

– Да, все, с кем я сейчас общаюсь, либо говорят по-итальянски, либо относятся к миру искусства, либо в той или иной степени связаны с отцом. И только ты говоришь как обычный человек.

– Потому что я и есть самая обычная.

– Верно. И большинство моих опекунов тоже были обычными людьми.

– У тебя было нелегкое детство?