В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

«Комиссия пришла к выводу о нецелесообразности вашей, Арон Моисеевич, совместной с вашей женой поездки в Народную республику Болгария… Дело, видите ли, в том, что мы, советские люди, иногда позволяем себе недостаточно уважительное отношение к нашим зарубежным друзьям… допускаем, так сказать, неделикатность по отношению к ним. Сплошь и рядом мы здесь сталкиваемся, прямо скажем, с бестактным, так сказать, поведением наших советских товарищей. Многие наши зарубежные друзья приглашают нас к себе в гости из вежливости… из вежливости и не более того, а мы… понимаем эти приглашения слишком, так сказать, прямолинейно, принимаем эти приглашения, приезжаем к ним нежданными гостями, так сказать, как снег на голову, сваливаемся им на голову… Возьмите, например, ваш случай. Ваш аспирант, то есть человек, от вас зависящий, вынужден пригласить вас приехать к нему в гости, естественно, полагая, что вы, так сказать, деликатно откажетесь, а вы вместо этого собираетесь приехать и создать для него и его семьи, в которой, между прочим, двое малолетних детей, массу неудобств. Давайте всё же вести себя, как вежливые, порядочные люди…»

Эта нравоучительная тирада начальницы вызвала шок у просителей — даже Наташа с ее мгновенной реакцией не могла произнести ни слова. Над начальственным столом зависла взрывоопасная тишина, нарушаемая лишь шуршанием бумаг, в которые Алевтина Карловна углубилась, показывая тем самым, что аудиенция окончена. Первым прервал молчание Арон:

— Наша с женой непорядочность в кавычках по отношению к болгарским товарищам — это единственная причина отказа?

— ОВИР не обязан отчитываться перед гражданами о причинах нецелесообразности их поездки за границу, — не отрываясь от бумаг, ответила Алевтина Карловна.

— Кто позволил вам разговаривать с нами в подобном тоне? Перед вами известный профессор, доктор наук, подготовивший для Болгарии трех высококлассных ученых. Он имеет официальные благодарности от консула Болгарии в Ленинграде. И вы считаете возможным и пристойным обвинять его в непорядочности? Да кто вы такая, в конце концов? — очнулась наконец Наташа.

— Вопрос закрыт… Вы, товарищи, свободны…

— Разъясните, кто закрыл вопрос? Не вы ли с вашими пещерными взглядами на этику? Болгарский друг моего мужа много лет приглашает нас в гости, он уже приобрел для нас путевки в санаторий… Что мы должны сказать ему? Что некая Алевтина Карловна считает его приглашения неискренними?

— Советую вам, Арон Моисеевич, сообщить вашему аспиранту, что, к сожалению, вы не сможете приехать к нему по причине занятости на работе, — подсказала Алевтина Карловна удобный выход из положения, демонстративно игнорируя высказывания жены профессора.

— Я без ваших советов найду, что сообщить в Болгарию. Пойдем, Наташа…

— Государственное хамство, отягченное невежеством чиновницы… — выпалила Наташа, направляясь к выходу.

— Мы сообщим вам на работу, гражданка Кацеленбойген, о вашем неприличном поведении в советском государственном учреждении, — прогремело ей вслед.

Дальнейшие события носили не менее драматический характер. Некоторое время Арон и Наташа пребывали в депрессивном состоянии. Они, конечно, как и все советские люди, понимали возможность и даже большую вероятность того, что им не разрешат съездить за границу, но не ожидали этого в столь грубой и оскорбительной форме. Ведь ОВИР мог отказать им без объяснения причин или, например, со ссылкой на секретность работы Арона, но сделал это иначе — с нарочитой развязностью…