В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

Человек, изначально наделенный неограниченной в пространстве свободой «по образу и подобию» Создателя, со временем вполне приспособился к пребыванию в ограниченном пространстве. Человек может быть счастлив в маленькой комнатке, в сарае, в бараке, в землянке, в конуре, но… только в том случае, если оттуда есть выход. Он может беззаботно и достойно жить даже в клетке, если дверь в нее не заперта. Чета Кацеленбойген вдруг ощутила себя в огромной клетке, из которой нет выхода. Вероятно, от подобного чувства запертости проистекают все эмигрантские настроения. Предполагаю, что именно в те депрессивные дни Арон и Наташа впервые серьезно задумались об отъезде в Израиль. Рассказывают, что однажды великого дирижера Евгения Мравинского вызвали в Ленинградский обком партии, где ему предъявили претензию — мол, в чем дело, почему от вас убегают за границу лучшие музыканты вашего оркестра? «От меня убегают? — риторически переспросил маэстро и, не дожидаясь ответа, заключил: — Это они от вас убегают!» Арон и Наташа еще не представляли себе, куда они убегут-уедут, если вообще уедут, но точно знали, от кого они уедут. В последней попытке отстоять свое право на незапертую дверь в клетке они решились на отчаянный шаг неповиновения и с блеском осуществили его…

Очухавшись от скандального отказа, Арон отправил заказное письмо с уведомлением о вручении на имя высокопоставленного генерала — начальника Управления внутренних дел, а копию письма — Генеральному консулу Болгарии в Ленинграде. К сожалению, черновик этого письма, написанного в те далекие времена от руки на белом листе бумаги, не сохранился. Поэтому я могу только пересказать содержание письма со слов Наташи, которая, не сомневаюсь, была и соавтором, и движителем всего этого дерзкого проекта.

В начале письма Арон излагал уже известную читателю предысторию — о своих болгарских аспирантах, о многочисленных приглашениях провести отпуск в этой стране, об уже приобретенных его бывшим аспирантом путевках в санаторий и т. д. и т. п. Затем он описывал генералу визит в «подведомственный Вам ОВИР», где «Ваша сотрудница по имени Алевтина Карловна» отказала ему и его жене в поездке в Болгарию на том основании, что «приглашение болгарской стороны является неискренним», а его «принятие советской стороной есть проявление непорядочности». Далее Арон гневно осуждал «хамский тон и оскорбительные заявления сотрудницы ОВИРа», равно как и «устроенную ею идиотскую бюрократическую волокиту вокруг простого вопроса, связанного с элементарным желанием провести отпуск вместе со своими болгарскими друзьями». Арон завершал письмо генералу отнюдь не просьбой о пересмотре дела, а краткой, явной и весьма сильно сформулированной угрозой. Этот выдающийся финал письма Арона привожу полностью со слов Наташи, которую я просил воспроизвести его максимально близко к оригинальному тексту:

«Ваша сотрудница в своем иезуитском стиле порекомендовала мне сообщить болгарским товарищам, что я не смогу приехать из-за занятости на работе. Информирую Вас со всей ответственностью, что я таким образом лгать не намерен. Более того, при первой же возможности я сообщу моим болгарским друзьям, что компетентные советские органы отказали мне и моей жене в поездке на отдых в Болгарию. Вынужден буду также подчеркнуть, что причиной отказа является ложное представление Ваших сотрудников о неискренности пригласивших меня болгарских друзей. Предупреждаю также, что, в случае попыток воспрепятствовать моим контактам с болгарскими товарищами, я вынужден буду обратиться в более высокие инстанции, в том числе международные. Всю ответственность за последствия будет нести Ваше ведомство».

Никто не знает, дошло ли это послание до Генерального консула Болгарии — скорее всего, не дошло, а было перехвачено и хранится в архивах Госбезопасности. Однако письмо генералу МВД дошло до адресата и, по-видимому, вызвало его острую реакцию.